Читать книгу - "Малюта Скуратов - Дмитрий Володихин"

Разоренного, измученного Афанасия Вяземского в оковах отправили в Городецкий посад (Бежецкий Верх). Там он и окончит свои дни^[155]. Русские источники говорят о лишении его чина оружничего, но о казни нет ни слова. Синодики репрессированных при Иване Грозном имени Афанасия Ивановича не содержат. Зато слуги его и, возможно, некоторые родичи были убиты^[156]. Стало быть, казни князь избежал, но с высот положения своего скатился до положения кандальника, видя к тому же крушение всего семейства. Опричные воеводы князья Вяземские — Дмитрий Иванович Лисица, Александр Иванович Глухой и Василий Иванович Волк^[157] — безнадежно утратили право на «именные назначения».

Большого сожаления заслуживает судьба князя Александра Вяземского Глухого (или Глухова). Единственный из князей Вяземских, поднявшихся в опричнине, он и до опричнины достиг на ниве военной службы высоких чинов^[158]. Энергия и командирский талант этого человека очевидны. Летом 1554 года, во время боевых действий под Астраханью, он постоянно возглавлял передовые силы, наголову разгромил вражеский отряд на Волге у острова Черного, затем неожиданно атаковал стан астраханского хана Емгурчея и разогнал неприятеля, захватил его пушки и пищали^[159]. В 1563 году под Полоцком возглавлял отряд из 154 «служилых людей по отечеству», числился сначала есаулом, потом головой; 16 февраля он опять отличился, совершив разведывательный рейд под Бобыничи и взяв там литовских «языков»^[160]. В опричнине Александр Иванович четырежды назначался на воеводские должности. Зимой 1567/68 года он возглавил под Дорогобужем самостоятельный отряд опричников, направленный туда «по вестям»^[161]. Этот командир заведомо превосходил большинство опричных воевод реальными заслугами, отсюда и высокая частота его назначений. Фактически князь играл в армейской иерархии опричнины гораздо более значительную роль, чем знаменитый Афанасий Иванович, несмотря на то, что царским фаворитом не был и в «дворовых» делах никакой роли не играл. Вероятно, в Александре Ивановиче видели дельного военачальника; вероятно также, что у него был шанс на высокую и притом заслуженную карьеру в армии. Но падение Аф. И. Вяземского слишком навредило близким слободского «келаря».

Сообщал ли действительно Афанасий Иванович нечто важное о намерениях царя на берега Волхова? Нельзя сказать точно, но вероятность этого велика. Русские документы XVII века, как уже говорилось, упоминают о «ссылках» между Вяземским и новгородцами. Так что донос Ловчикова, надо полагать, возник не на пустом месте.

Видимо, и А. Д. Басманов так или иначе противился кровавому походу. Возможно, и он пытался сообщить новгородцам о том, какая беда ждет их в ближайшем времени. А может быть, просто попытался отговорить царя от столь жестокого плана.

Почему?

«Отцы-основатели» опричнины являлись самостоятельными людьми, а не бездумными исполнителями. Они считали свое положение прочным хотя бы потому, что получили его заслуженно. Они готовы были допустить казни — ради сохранения опричнины. Много казней. Ведь «семейное дело»! Они не гнушались ради своих семейств измараться о дела неприятные и душевредные — как, например, эпизод со свержением митрополита Филиппа. Но для них все-таки существовала нравственная граница.

Они изначально не являлись ни палачами, ни карателями. Тем более не обретался в них революционный дух, требовавший переворошить традиционные основы русской жизни, вздыбить ее и уничтожить всех противников подобного переворота. Они желали подправить кое-какие детали, но не искали способа перевернуть старинные устои вверх тормашками. И однажды кровавые «постановки» царственного «режиссера» стали приводить их в ужас. Надо полагать, Вяземский и Басманов дошли до той черты, которую не смогли переступить. Еще до большой опалы на Плещеевых пострадало несколько человек из их рода. Быть может, Алексей Данилович наивно верил, что сможет «повлиять» на царя, отговаривая его от жуткой затеи, и дорого расплатился за свою веру. Как ни парадоксально, в этой его «измене» проступают человеческие черты.

В образованном русском человеке наших дней, как правило, живет убеждение: все опричники одним миром мазаны. Только для одних опричники — армия очищения, преданные рыцари-служильцы, честно и бескорыстно выжигавшие скверну по всей стране, а для других все они скопом превращаются в кровавых зверей, палачей, душегубов и садистов без чести и совести. И в первом, и во втором случае на них примеряют мундиры энкавэдэшников, мысленно сажают их в «воронки» или ставят какими-то «вертухаями» на вышках концлагерей, иначе говоря, всем «монолитом» записывают в 1930-е. А опричнина никогда не была единой. Туда попадали люди с очень разными идеалами, целями и общественным положением. У Плещеевых и Вяземских в социальном смысле до крайности мало общего с сотрудниками НКВД. Это были аристократы (особенно родовитые Плещеевы), чувствовавшие себя хозяевами земли по праву «отечества», иными словами, по праву крови. Никто не назвал бы их выскочками без роду без племени. И они относились к своей земле и своему народу принципиально иначе, чем те же Малюта Скуратов, Василий Грязной, Григорий Ловчиков и иже с ними. Для «парвеню», вроде Григория Лукьяновича, государева милость значила всё, а для аристократа — нет.

Аристократ и вел себя самостоятельнее по отношению к престолу.

В 2010 году на докладе автора этих строк, посвященном опричнине, известный социолог Л. И. Блехер воскликнул: «Вы хотите сказать, что деятели, у которых руки по локоть в крови, не захотели запачкаться по шею? Не верю!» Прозвучало в духе: «Да не могли проклятые опричные энкавэдэшники показать себя нормальными людьми!» Так вот, не стоит переносить на опричников образ мыслей да и образ действий людей из 1930-х годов. Получается жуткий анахронизм.