Читать книгу - "Первая советская атомная подлодка. История создания - Леонид Осипенко"

За мной на мостик поднимается сигнальщик Воронищев. А в люке уже торчит голова мичмана Луни:

— Разрешите, товарищ командир, проверить сигнальщика?

Как отказать такому асу-горизонтальщику? А за Луней наверх уже карабкается замполит, Александр Штурманов:

— А как насчет увольнения на берег, товарищ командир? Хотя бы одну смену?

Я, разумеется, не возражаю, но раз на борту флагман, пусть он скажет последнее слово. Адмирал Петелин тоже не против, и экипаж с криками и шутками высыпает на лед.

Мы же спешим дать донесение на флот. Квитанцию получаем немедленно, на берегу по-прежнему ждут нашей весточки. А потом хлынул поток сообщений! С достижением Северного полюса нас поздравляли главком и командующий флотом, начальники политуправлений, позднее — руководители партии и правительства. Наш бедный Игорь Десятчиков только успевал расшифровывать, даже перекурить времени не было.

А на льдине шли приготовления к торжественному событию. В торосах нашли подходящее место для закрепления древка. И вот под низким полярным небом, сливающимся со льдами, словно язык пламени, разворачивается красное знамя. Все на мгновение замолкают, прежде чем раздается могучее «ура!», и в эту секунду каждый осознает: мы на вершине планеты! В точке, являющейся частью нашей страны, которой не достигал еще никто из соотечественников. Свершилась мечта многих поколений русских людей. Бойкие фотографы тем временем запечатлели не только государственный флаг СССР, водруженный на Северном полюсе, но и ледяную глыбу весом около тонны, оказавшуюся при всплытии на надстройке, а также саму лодку во льдах и множество смешных ситуаций, возникающих ежеминутно. Потому что в этом увольнении на полюсе подводники ведут себя как малые дети: борются, толкаются, бегают взапуски, взбираются на высокие торосы, перекидываются снежками!

А ведь перед выходом в море особисты прочистили весь корабль: ни одного фотоаппарата на борту быть не должно! Но кто лучше знает лодку и все потайные места — контрразведчики или подводники? При всей строгости дисциплины на лодке я на это нарушение смотрел сквозь пальцы. Время покажет, что важнее: перестраховываться по поводу секретности или сохранить для истории свидетельства о памятных событиях. К тому же у научной группы были с собой и фотоаппараты, и кинокамеры, правда, лишь для съемки шкал приборов.

За четыре часа стоянки три боевые смены успели побывать на льдине. Как оказалось, некоторые моряки прихватили на лодку коньки и даже лыжи. Провели импровизированное состязание по стрельбе из мелкокалиберной винтовки. Предлагалось сыграть и в футбол — этот вид спорта на «К-3» был в большом почете в любое время года. Зимой по колено в снегу играть даже интереснее — мяч приходится искать. На этот раз матч организовать не удалось: пока собирались, наступило время отправляться. Никогда не забуду взгляды, которыми мои товарищи окидывали в последний раз ледяное безмолвие: мало кому доводилось видеть это и вряд ли когда им доведется вернуться сюда еще раз!

Экстренный вызов

По программе похода нам предстояло еще раз всплыть, чтобы провести испытания боевых торпед, взятых с собой на случай экстренного всплытия. На торпедах установили усиленный боевой заряд, и, если бы под водой произошла авария, у нас был шанс пробить в ледяной толще отверстие, через которое можно было высунуть наружу хотя бы рубку.

Мы всплыли к северо-востоку от Гренландии. Ледяные торосы были грязноватыми — чувствовалась близость берега. Прежде чем начать стрельбу, запросили «добро» берега. Но ответ оказался совсем не таким, как ожидали. От нас потребовали немедленно доложить, можем ли мы прибыть в Иоканьгу — еще одну базу Северного флота — к исходу 20 июля. Это означало, что нам придется поднять на обоих бортах мощность до максимальной, введя в действие отсеченные парогенераторы. Пока мы совещались, по радио пришло конкретное приказание командующего: стрельбу не выполнять, прибыть на базу к указанному сроку.

Приказ есть приказ. Начали экстренный подъем мощности второго борта. Раздосадованный адмирал Петелин ходил взад-вперед по палубе кормовой надстройки, куря сигарету за сигаретой. Очень хотелось ему посмотреть результаты взрыва торпед, и тут на тебе — все сорвалось! А вышагивал он рядом с протянутым шлангом, по которому дренировалась при разогреве активная вода первого контура. Начальник службы дозиметрического контроля Владимир Морозов поднялся предупредить Петелина, но со старшим особо не поспоришь. Так что оставалось одно — подготовить адмиралу новые сапоги на подмену. Перед погружением, только адмирал захотел спуститься в лодку — Морозов тут как тут со своей дозиметрической клюкой. Замерил уровень, и мне доклад:

— Товарищ командир, не имею права пустить товарища адмирала в отсек!

— И что теперь? — возмутился Петелин.

— Надо переодеть сапоги!

— Да они же памятные, я в них на полюс ходил!

Тут уже мне пришлось вмешаться: радиация есть радиация! И исторические сапоги старшего в первом походе атомохода на полюс полетели за борт.

Надо сказать, я был рад, что руководителем похода назначили Александра Ивановича Петелина. В то время в ответственных походах присутствие командира высокого ранга было обязательным. Для командира лодки всегда спокойнее, если на борту есть старший, который может подсказать, подстраховать. Я в ту пору был 34-летним командиром, которому довелось поплавать лишь в Белом и Баренцевом морях. Адмиралу Петелину было под пятьдесят; он плавал и около Гренландии, и в Атлантике. К тому же прошел лихую школу службы на Балтике. А хуже этого места, не знаю, есть ли: сплошные мели, рифы, банки…

Немалое его достоинство было и в том, что, как все люди, знающие себе цену, Петелин никогда не стремился самоутвердиться. Вступив на борт лодки, он сказал мне: «Лев, не обращай на меня внимания! А когда надо, я тебе подскажу». Убедившись, что я без него справляюсь, он возникал только в сложных ситуациях: «На твоем месте я бы сделал так-то!» Так что воспоминания о совместном плавании с адмиралом Петелиным у меня остались самые лучшие.

Летим, как на пожар

Когда обе ГЭУ были выведены на полную мощность, мы уже неслись к бухте Иоканьга. И тут дала себя знать еще одна серьезная неисправность. При сдаче лодка не была принята по чрезвычайно существенному пункту: один из двух имеющихся на борту турбогенераторов искрил на коллекторе. Неисправность устранить никак не удавалось, и было решено оставить все как есть до капитального ремонта.

Отдавая приказ о срочном возвращении, командующий Северным флотом об этой сложности не знал. Но когда мы вместо 17 узлов дали 23, искры образовали на коллекторе круговой огонь.

Мы немедленно перенесли мощность на один борт. Наши специалисты отшабрили коллектор, то есть сняли шкуркой слой металла, и промыли его спиртом. После этого мы снова смогли пустить второй борт. Однако некоторое время спустя коллектор опять загорелся, и операцию пришлось повторить. Так, на полных парах мы неслись под водой двое суток — в надводном положении лодка движется значительно медленнее. На скорости более 20 узлов определить, есть ли препятствие впереди, уже довольно сложно, так что полагались мы больше на квалификацию наших штурманов, чем на акустику.