Читать книгу - "«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - Марина Евгеньевна Козлова"

Персональное дело могла повлечь не только утрата документа, но даже нанесение ему минимального вреда – немного поблекла печать или отклеилась фотография. Чтобы отделаться лишь упреком в «невнимательном отношении к состоянию партбилета»³⁹¹, нужно было убедить собрание, что ты хранил партбилет правильно, всегда имел его при себе и только обстоятельства непреодолимой силы привели к такой печальной ситуации. «Свой партийный билет я хранил всегда во внутреннем боковом кармане, отдельно от других документов, в обложке. Партбилет из кармана вынимал только при смене костюмов и при уплате членских взносов. О его наличии убеждался всегда ощупью кармана… никогда не оставлял ни дома, ни в сейфе на работе и всегда имел его при себе»³⁹², – уверял коммунист П., потерявший фотографию с партбилета. Секретарей партийных организаций призывали проверять партбилеты перед началом партсобраний и даже рекомендовали систематические проверки³⁹³. Подобным рекомендациям следовали далеко не все и не всегда, но некоторые ретивые парторги проверочными налетами не брезговали.

Потеря партбилета, в принципе обычное житейское дело, могла превратиться в настоящую трагедию. Известен случай, когда переживание по этому поводу оказалось настолько сильным, что довело человека до нервного расстройства. Проштрафившийся коммунист начал говорить: «Зачем мне теперь жить?»³⁹⁴ Товарищи по партии убеждали его «не подвергаться малодушию» и не проявлять слабость³⁹⁵. Правда, судя по протоколам, это было скорее исключением. Большинство все-таки не склонно было впадать в депрессию по подобному поводу. В любом случае за такими реакциями стояло опасение стать жертвой гражданского остракизма и испортить себе карьеру. На партийных собраниях коммунистам наглядно демонстрировали ритуальную строгость наказания и неприятные личные последствия порчи или утраты партбилета. И это вызывало не доверие к партии, пусть и принудительное, а страх перед ее карающей рукой.

Потерявшего партбилет ждало серьезное наказание, и оно формально не зависело ни от обстоятельств дела (даже если тебя ограбили бандиты³⁹⁶), ни от заслуг перед партией. Этот дамоклов меч висел над каждым коммунистом, начиная с секретаря парторганизации, коммуниста с двадцатилетним стажем, и кончая кандидатом, только что принятым в ВКП(б)³⁹⁷. Не помогали ни отличная характеристика, ни добросовестная работа, ни объяснения, что «был трезвый» и вел себя достойно³⁹⁸. Скрыть факт потери и отделаться «семейным» разбором было невозможно. Дела об утере партбилета в обязательном порядке шли на партийную комиссию, которая и решала вопрос о выдаче нового. Наказание за утерю партбилета варьировалось от выговора с занесением в учетную карточку до исключения из партии.

Исключение было неминуемо, если утеря билета несла хотя бы минимальную шпионскую окраску. Например, когда коммунистка М. была в гастрономе, к ней подошла незнакомая немка, хорошо говорившая по-русски, и предложила какие-то вещи на продажу. М. пригласила ее в свою машину, немка посидела пять минут и ушла, а М. обнаружила, что пропала сумка и все документы, в том числе и партбилет. М. не насторожило, что немка хорошо говорит по-русски и явно подозрительна. «Она дала возможность шпиону» воспользоваться случаем, и документы «попали в руки к врагу». Заодно припомнили, что М. оторвалась от партийной жизни, не ходит на партсобрания и не посещает учебу. За все вместе она и поплатилась – была исключена из партии³⁹⁹.

Собрания «по утере» строились по определенной схеме и походили на игру по строгим правилам. Обвинитель, защитник, знаток Устава партии были персонажами этого представления. Иногда сценарий собрания был почти дословным переносом в реальную жизнь соответствующей сцены из фильма И. Пырьева. Вплоть до прямых реминисценций – коммунистам напоминали, как и героям «Партийного билета», об убийстве С. М. Кирова⁴⁰⁰. (Убийца руководителя ленинградской партийной организации Леонид Николаев, как известно, без проблем прошел в здание Смольного именно по партийному билету.) Ритуал требовал, чтобы строгость была проявлена, значение проступка понято и озвучено. Но все понимали, что в такой ситуации может оказаться каждый. Неудивительно, что начальник политотдела УСВА земли Мекленбург Власенко в марте 1948 года упрекал парторганизации в том, что случаи утери и небрежного хранения партийных билетов тщательно не разбирают, зачастую выносят либеральные решения, оставляют в партии людей, «заслуживающих исключения из ВКП(б)»⁴⁰¹.

Держать в порядке партийные документы означало не только их бережно хранить, но и своевременно вставать на учет, регулярно платить взносы и отмечать платежи в членском билете. Здесь безалаберности было больше, поскольку и наказания предполагались более мягкие. Некоторые партийцы СВАГ сознательно не выполняли предписанное Уставом. Выступавшие на партсобраниях сетовали, что «коммунисты, приезжающие на работу… даже не считают нужным придти и встать на партийный учет»⁴⁰². Отговорка – никак не мог застать «работника по оргучету»⁴⁰³ – была именно отговоркой. Нужное усилие не совершалось, партийную преданность явно не стремились доказывать. Возникали обоснованные подозрения, что за такими поступками таилось желание ускользнуть, «бойкотировать» парторганизацию⁴⁰⁴. Руководитель группы марксистско-ленинской учебы Центрального клуба СВАГ делился своими сомнениями по поводу коммуниста И., не встававшего на партийный учет и не платившего взносы: «Мне кажется, что в тов. И. что-то есть, он не говорит, затаил, он наверно хотел механически выбыть из партии. Тов. И. на занятиях что-то интересовала позиция Троцкого, его группы, к этому проявлял повышенный интерес»⁴⁰⁵. В то время «порочная связь» между неуплатой взносов и интересом к Троцкому, вероятно, не казалась абсурдом правоверным коммунистам.

Простые члены партии могли запросто позволить себе не платить в партийную кассу больше трех месяцев⁴⁰⁶. И никто не торопился считать их за это механически выбывшими по Уставу⁴⁰⁷. Кое-кто полагал достаточными объяснения типа «был очень занят», «зашился в работе»⁴⁰⁸. Строгий подход к неплательщикам был скорее исключением. А это, что ни говори, было размыванием устоев. Некоторые секретари партийных организаций безо всякого обсуждения на собрании спокойно принимали членские взносы у тех, кто не платил их более трех месяцев (считай, выбыли из партии)⁴⁰⁹. А если дело доходило до обсуждения, то после громогласных обвинений («перестал чувствовать себя коммунистом», «потеряла чувство партийности»⁴¹⁰) следовало простое и нестрашное «поставить на вид»⁴¹¹. Даже когда коммунист явно манкировал партийной жизнью (не платил четыре месяца взносы, не посещал партийные собрания и партучебу), его журили, ругали за «несознательность», «зазнайство» и «чрезмерное самолюбие», но не исключали из партии⁴¹².