Читать книгу - "Хранители Грааля. Катары и альбигойцы - Елена Майорова"

Но Монфор был не из тех, кто забывает. Он приказал всем жителям собраться на главной площади. Победитель в окружении католического духовенства сурово смотрел на ничтожных, осмелившихся ему противиться. Затем он приказал всем, кто числит себя катарами, выстроиться перед ним.

Сто сорок человек, почти половина жителей Минервы, сделали шаг вперед, подтвердив своим поступком, что нет силы более мощной, чем внутреннее убеждение человека. Особенно упорными в своих заблуждениях оказались женщины. Все еретики без различия возраста и пола были сожжены. Спокойствие, с которым эти люди, взяв за руки детей, входили с ними в огромный костер, поразили и крестоносцев, и клириков.

Это зрелище перевернуло жизнь виконта Гийома. Несмотря на щедрость Монфора, который показательно пожаловал ему несколько мелких доменов в окрестностях Безье, он принял постриг и окончил свои дни в монастыре.

Как умелый полководец, Монфор отлично понимал силу запугивания и использовал для этого массовые убийства. Падение Минервы испугало правителей расположенных неподалеку крепостей, поначалу уверенных в своей безопасности. Владетель Монреаля Амори сдал французам свой замок без боя; добровольно сдался и Венталон; крепость Пейрак защищалась только два дня, Рье — неделю. В крепости Берни Монфор вырезал всех поголовно. После взятия Брома он приказал отрезать сотне защитников носы и уши. После этой акции ужас перед ним был столь велик, что маленькие городки и замки сдавались без сопротивления.

И уже 28 июня 1210 г. Монфор получил из Рима папскую буллу, в которой Иннокентий подтверждал за ним и его наследниками обладание «государством альбигойским со всем, что относится к нему». Теперь возвращать свое законное достояние, захваченное безбожниками, двинулся не безвестный барон из Иль-де-Франса, а полноправный властитель плодородных южных земель виконт Каркассона и Безье Симон де Монфор.

Его следующей целью стал Терм. Он славился неприступностью своей крепости, вокруг которой простирался превосходно укрепленный город. Далее располагалось окруженное могучими стенами предместье.

Эта крепость, расположенная в двух дневных переходах от Каркассона, на нарбоннских землях, казалась неприступной, взять ее было не в человеческих силах, пишет Петр Сернейский в «Альбигойской истории». Она стояла на вершине высокой горы; замок был выстроен на огромном природном утесе, окруженном рвами, по которым бежали неукротимые потоки, какими обычно бывают реки в Пиренеях, а вокруг стеной высились неприступные скалы. Нападающим, если бы они захотели проникнуть в замок, пришлось бы сначала вскарабкаться на скалы, затем соскользнуть по противоположному склону до самого дна рвов, а потом каким-нибудь образом подняться на каменную площадку, на которой возвышался замок. И все это под градом стрел и камней, которыми не преминут осыпать их защитники крепости.

Владелец замка, пожилой барон Раймон, славящийся отвагой и сложным характером, был готов к обороне. Он ненавидел северян-французов жгучей ненавистью южанина и заранее смеялся над их жалкими потугами взять его славный город. Но французы оказались упорными и изобретательными в своем стремлении захватить владения Раймона. Они засыпали землей рвы и овраги, прокладывали переправы через ущелья, рушили стены и из мощных осадных машин обстреливали башни. Защитники Терма вели исполинскую работу, чтобы исправить тот вред, который был нанесен врагом: когда часть стены обрушивалась, за ней почти сразу вырастала новая из камня и дерева.

У осаждавших между тем кончались припасы. Голод грозил свести на нет всю тяжелую кропотливую работу. Осажденные были много счастливее в этом отношении — припасов у них хватало. Однако кончалась вода, и становилось очевидным, что скоро кончится вино.

Тем временем к стенам Терма прибывали французы-крестоносцы, которых вели прелаты и графы. Монфор утроил усилия. Камнеметы несколько дней подряд обстреливали стены замка. Но и защитники не сложили оружия. Им на радость разверзлись хляби небесные, и хлынул ливень. Люди ликовали, плясали под струями, наполняли дождевой водой разнообразные емкости и были уверены, что теперь-то уж они наверняка выстоят: жажда не заставит их сдаться.

Увы, как любая слишком большая радость, эта тоже оказалась преддверием беды. В огромных замковых резервуарах, куда жители собрали дождевую воду, размножилась какая-то зараза — по-видимому, возбудители дизентерии. Эпидемия этой болезни, бича средневековых военных кампаний, заставила жителей покинуть неприступные стены города и бежать куда глаза глядят. Барон Раймон зачем-то вернулся и был схвачен мелким рыцарем-крестоносцем. Монфор, к которому привели строптивого старика, не казнил его сразу, а приговорил к медленному умиранию в подземелье.

Новый сеньор, не мешкая, вступил в права владения захваченными землями, назначил подать с дома и очага в пользу церкви и ввел десятину с первых плодов, как велось на Севере.

Падение Терма переполнило чашу терпения Раймунда Тулузского. Он решил покончить с войной, опустошавшей его земли уже три года, даже ценой значительных уступок. Граф организовал собор в своем родовом гнезде, городе Сен-Жиле, на котором надеялся примириться с церковью и с Монфором. Вместе со своими юристами он явился туда, заранее готовый к потерям и унижениям. Но предъявленные графу папой требования заставили его в гневе покинуть собрание. В Нарбонне, куда поддержать Раймунда прибыл Педро Арагонский, условия, на которых церковь соглашалась простить графа, были сформулированы окончательно. Но как мог могущественный государь смириться с такими требованиями? «…Перестать защищать проклятое жидовское отродье и дурных верующих. Этих, всех до единого, следует выдать католическому духовенству. Граф и его люди должны поститься шесть дней в неделю. Кроме того, они оденутся в плащи и рубахи грубого темного сукна. Укрепления, замки и донжоны будут снесены, рыцарям запрещается жить в городах. Они будут жить в селах, как простые крестьяне. Единственным господином для всех будет король Франции. Графу Тулузскому приказано идти в Святую землю».

Единственное, что давало Раймунду силы сопротивляться, была поддержка его добрых подданных.

Во владениях Гастона VI Беарнского еретиков не было, но бесчинства крестоносцев и Монфора задевали его национальную гордость. Он принял решение выступить против французов. Немедленно последовала кара: он был лишен части своих наследственных владений и отлучен от церкви.

На фоне верности и благородства еще обиднее для графа выглядели неожиданные измены.

Жиро Транкалеон, граф Арманьяк и Фезенсак, обладая гибким и коварным разумом и незаурядным даром предвидения, сразу объявил себя вассалом Монфора.

Между тем Монфору, чтобы почувствовать себя полноправным владельцем Каркассона и Безье, не хватало официального одобрения сюзерена этих земель, короля Педро Арагонского. Тот под разными предлогами отказывался принять у Монфора вассальную присягу. Ведь тем самым он признал бы его право на эти владения, протянувшиеся от Альби на севере к Нарбонне на юге, от Безье на востоке до Каркассона на западе.

Но победы крестоносцев и давление католического духовенства заставили его в 1211 г. принять оммаж у победителя еретиков. Этим дело не ограничилось. Со снисходительным дружелюбием, более обидным, чем открытая враждебность, Монфор вынудил короля обещать женить единственного сына и наследника Хайме на его дочери Амиции и практически заставил передать ребенка ему на воспитание — другими словами, в заложники.