Читать книгу - "Елена Образцова. Голос и судьба - Алексей Парин"

А почему у вас не получается? Тяжелый голос?

егкого движения нет у меня, того, что есть у Долухановой. Какая у нее Золушка!

Она сама говорила, что ее этому никто не учил, что это врожденное.

равильно, так и есть.

Про немецкий репертуар мы с вами уже как-то говорили, там вам трудно с немецким текстом, но есть еще подходящие для вас большие роли, например, у Яначека, скажем, Дьячиха в «Енуфе». Это великая трагическая роль, вам бы ее надо спеть! Не хотите?

отелось бы спеть вагнеровские партии, начать хотя бы с маленьких ролей — Эрду, Фрикку.

Давайте вернемся к началу нашей сегодняшней беседы, к виктюковскому спектаклю. Вот вы ездите с ним за границу — какая там реакция, какая приходит публика?

ы имеете в виду Нью-Йорк? Ну, какая публика? Приходят наши старые евреи, которые остались в менталитете 50-х годов. Кто-то шокирован этой пьесой. Но в конце все равно все стоят и плачут.

В каких театрах вы играете? Сейчас, например, вы были со спектаклем в Германии. В каких городах?

юнхен, Берлин, Гамбург.

И большие залы?

а. Настоящие большие театры.

А немецкая публика приходит?

е знаю. Не могу сказать.

А за кулисы кто-нибудь приходит?

чень много людей приходит за кулисы. После спектакля обычно весь зал стоит и орет несколько минут! Что интересно: я вижу со сцены, как некоторые люди в зале за границей бывают шокированы некоторыми сценами, я бы сказала, больше, чем у нас в стране.

Они, видимо, решили, что на Западе жизнь такая развратная, а сейчас им из России привезут что-то целомудренное. Елена Васильевна, а что вы скажете вообще про «заграничную жизнь»? Были же моменты, когда вы советскую власть ненавидели и говорили, что надо остаться на Западе. Возможно было бы, чтобы вы остались там?

сли было бы возможно, я бы уже давно осталась, но я не могу жить без России.

И раньше было, наверное, тем более невозможно, ведь было ясно, что если вы останетесь, то не увидите уже Россию никогда. Это сейчас можно ездить туда-сюда.

азумеется. Я не могла уехать!

А почему?

отому что я здесь иду, смотрю на человека и все про него знаю: вот идет старуха, и я знаю, как она живет, о чем она думает. И я знаю, что отношусь именно к этому конгломерату людей, и я чувствую какую-то опору, я опираюсь на эту землю, на этих людей, с которыми я прожила войну, и голод, и становление свое, и свою славу, и радость жизни — всё с ними.

Но славы-то больше там, за границей, было?!

десь тоже, конечно, была. Правда, после того как она пришла ко мне там.

Ну, вот вы идете по Италии, и для вас итальянский язык все равно как русский, и вы там подолгу жили. Все равно другие ощущения?

а, все равно это совсем другое. Люди другие, менталитет другой.

А вот это хамство русское? Я, например, Москву очень люблю и задаю все эти вопросы, которые задаю вам, себе тоже. Но я в России чувствую очень много какого-то неуважения, непонимания даже, есть ощущение, что ты никому не нужен.

а, это и у меня постоянно было.

А на Западе все же это по-другому, там люди выстроили систему общества, там есть уважение к человеку, который что-то может. Разве отсутствие этого здесь не мешало вам жить?

онечно, мешало. Я никогда раньше не говорила об этом, но недавно меня Сати Спивакова пригласила на свою программу, и я впервые сказала, что меня всю жизнь преследовало ощущение, что меня хотят выставить отсюда. Я все время чувствовала, что ко мне испытывают творческую зависть. Или я была непохожа на других?

А когда вы пели в «Ла Скала» в семидесятые годы, вас же никто никуда не выталкивал?

ет, конечно, и в «Метрополитен» тоже, там я ощущала себя в семье.

Ведь там у человека, который на гребне волны, никогда не возникает такого ощущения, его никуда не выталкивают.

онечно, нет. Когда я езжу по миру, нигде не возникает такого ощущения.