Читать книгу - "Империя Нобелей. История о знаменитых шведах, бакинской нефти и революции в России - Брита Осбринк"

«На днях мы с Тюрой совершили поступок, который ужаснул наших хозяек и заставил их усомниться в здравии нашего ума. Мы побились об заклад с господином Бэрнъельмом, что как-нибудь воскресным утром прокатимся на ослах от Виллы Петролеа до нобелевской конторы в центре города. Мы выехали из поселка в 7.30, а уже в 8.30 прибыли на место, но если б ты знала, как мы хохотали этот час, ты бы удивилась, что мы добрались туда в целости и сохранности. A потом мы остались в городе до вечера и развлекались напропалую. Мы воспользовались тем, что у Вильгельма была встреча с Эмануэлем Нобелем, потому что он бы такого не позволил, а Хильда разрешила. Вечером нам таки попало от Вильгельма за эту выходку, но и он не сумел скрыть улыбки».

Вилла Петролиа – городок для служащих компании «Товарищества братьев Нобель»: изящные утопавшие в садах здания «в византийском стиле»

B апреле 1896 г. Рут сообщает матери: «Тюра сейчас тоже пишет домой. Мы с ней потихоньку удрали из клуба, где устроили кофепитие в честь фру и фрекен Нобель [Эдлы и Анны. – Б.О.). Мы попили кофею, наелись до отвала конфет, а потом снова заявились к господину Стигселиусу. У Фигге болели зубы от нервов, я его потерла, договорившись, что он угостит меня за это зельтерской водой – уж очень я объелась сладостей. Фру и фрекен Нобель приехали в прошлую среду. Фрекен, по-моему, очень симпатичная, а про фру Нобель судить не могу, потому как она барыня. Всё. Матушкина Плутовка».

Чуть погодя Рут рассказывает: «Нобели устроили для всех чудесную поездку в Сураханы – смотреть храм огнепоклонников, где молились вечным огням последователи Зороастра, и огни там горят до сих пор, хотя святилище стоит пустое и заброшенное. Раньше огонь горел в каждой келье и еще во дворе и на башне крематория, а теперь остался только по четырем углам большой башни, но и от них заливало светом весь двор, и храм был виден в ночной степи издалека. Выехали мы в девять вечера на специальном поезде. Было изумительно красиво и торжественно. Мы с Тюрой готовы были спрятаться в келье и, когда все уедут, поклоняться вечному огню, как зороастрийцы. <…> Теперь пора ложиться спать, иначе В. устроит мне завтра взбучку. Он очень славный, только делается несносным, когда лезет в мои дела».

Письмо от 21 апреля или 3 мая 1896 г.: «Всю неделю у нас стояла прекрасная погода, но сегодня, по случаю воскресенья, пошел дождь. Это особенно досадно, потому что именно сегодня была закладка церкви для здешних немцев и шведов». Ha церемонии присутствовали Эмануэль Нобель и Вильгельм Хагелин.

По утрам Рут массирует пациентов. B остальное время она беседует с гостями, ходит на обеды, как-то выбирается с компанией на Нарген, островок в окрестностях Баку. «На острове ни одного деревца, но солнце не успело сжечь всю траву, и ложбинки между скалами были зеленые. Из жителей там только смотритель маяка с семьей да несметное множество кроликов и змей». Тюра и Рут с удовольствием купаются. После ужина молодежь затевает жаркие споры. Ha обратном пути поджигают море, бросив горящую тряпку туда, где из-под воды выходит газ.

По дороге на отдых в Финляндию и Швецию Рут останавливается в Москве, чтобы присутствовать при коронации Николая II. «Матушка и не представляет себе, как гут все было разукрашено, впрочем, об этом вы можете прочитать в газетах. Ho мне интересно было своими глазами полюбоваться на такое убранство». Скопленное жалованье Рут посылает матери, которая кладет его на сберегательную книжку.

1 сентября 1896 г. Рут возвращается в Баку: «На пристани меня встречали Вильгельм, господин Стигселиус и доктор Фегpeyc. Об эту пору народ стекается в город из разных мест, куда уезжал на лето. B портовом городе Дербенте (в который они заходят по дороге в Баку. – В. О.) пароход не мог причалить, так что пассажиров и грузы переправляли на лодках. Такого гвалта я еще в жизни не видывала и не слыхивала. K нам поднялись персы, они приплыли в крохотной лодочке предложить на продажу фрукты, а заодно, видимо, и поживиться чем-нибудь. Когда подошло гребное судно с множеством пассажиров, которые стали с боем пробиваться на пароход, персы воспользовались суматохой, перескочили от нас туда, стали орать и вопить хуже всех прочих, чтобы потом, улучив минуту, когда никто не смотрел, снова прыгнуть к себе в лодку, уже с узелком на брата. Затем они сбоку пошли на абордаж парохода, но наша команда стала поливать их водой, а когда это не подействовало, то помоями, пока персы гигантскими прыжками не убрались обратно в лодку, и, как ни странно, ни один из них не упал в море, разве что окунулся рукой или ногой».

Баку, письмо от 16 сентября 1896 г. (на почтовой бумаге товарищества): «В четверг Вильгельм уезжает, и сегодня я покупала в городе шелковые отрезы, которые он повезет Хильде. Вильгельм очень славный. Мы с ним прекрасно ладим. Позавчера от нас уехал господин Стигселиус. A однажды ночью пожаловал новый гость, господин Круселль из Санкт-Петербурга, которого ждали только на другой день. Он очень любезный, и теперь я сижу на хозяйкином месте, и спасибо после еды говорят мне, что, на мой взгляд, довольно забавно. По приезде у господина Круселля болела шея, и я ее раза два помяла. Интересно, что я целое лето пробыла в бабьем царстве (да позволено мне будет так выразиться), а теперь вращаюсь почти исключительно среди мужчин. Мы играли в лаун-теннис, и у меня разболелась правая рука. Вильгельм всем рассказывает, что я выучила русский, и надо не пугаться, а как ни в чем не бывало продолжать его осваивать. Вчера мы с В. ходили между девятью и десятью гулять и завернули на кегельбан, где собрались лучшие игроки. Выглядели они, прямо скажем, шикарно: без сюртуков, в рубашках с отстегнутыми воротничками и брюках на ремне, разгоряченные, с лоснящимися лицами. Потом мы заглянули в клуб выпить зельтерской, и там, разумеется, тоже были одни мужчины. <…> Сегодня начались занятия в нобелевской школе, и я ходила туда вместе со всеми. Четыре вечера подряд В. брал меня на завод, и мне это очень нравится. Иногда он рассказывает массу интересного о том, что там происходит».

B октябре 1896 г. Рут пишет матери из Баку: «Я получила от Стиккана чудный подарок, но не стану огорчать матушку и признаваться, что именно. Подарок нам на двоих с Тюрой. Я еще не уверена, осмелюсь ли рассказать о нем Вильгельму». (Позднее она признается, что это изящный маленький револьвер.)

И в ноябре того же года: «Вчера в клубе устроили большой вечер в честь музыкального руководителя у мужчин. Исполнялось много разных номеров, фру Лампе пела, потом был театральный спектакль. Вильгельм оставил меня на попечение господина Круселля, поэтому я могла пробыть на вечере столько, сколько захочу. Мы поужинали и шикарно провели время. Тюру позвали с собой Таусоны, и она у них заночевала. Если б ты только знала, как я натанцевалась! Даже сплясала русскую мазурку, хотя не совсем удачно. Зато повеселилась я на славу. Вильгельм оставил открытой балконную дверь, так что я спокойненько вошла через нее, когда в четверг, в половине пятого утра господин Круселль и Фигге распрощались со мной в саду. Ha этой неделе Хильда собирается пригласить в гости одних мужчин – то-то будет весело! Теперь я помассировала шею Вильгельму, и он просил передать тебе большой привет».