Читать книгу - "Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы - Фаина Гримберг"

Анна Леопольдовна обвиняется не только в интимных отношениях с графом Линаром, которые якобы начались еще до ее замужества; но делаются и намеки на некое подобие гомосексуальной связи все с тою же Юлией Менгден – якобы, когда явились по приказанию Елизаветы арестовывать Анну Леопольдовну, то нашли ее не в супружеской спальне, а в одной постели с фрейлиной… Это последнее, вероятно, так же правдиво, как и легенда о том, что Елизавета арестовывала Анну Леопольдовну и ее мужа самолично, надвинув гвардейскую треугольную шляпу на куафюру…

Но одна подробность интимной жизни правительницы, кажется, ускользнула от суровых критиков ее нравственности. Или ускользнула только для российских историков?..

В немецком издании «Записок» Якоба фон Штелина, мастера фейерверков и академического профессора, говорится об Анне Леопольдовне кое-что интересное. Эти «Записки» – собственно, книга о русской живописи. И вот, об одном из первых русских художников, замечательном портретисте Андрее Матвееве, Штелин дает кое-какую любопытную информацию. Андрей Матвеев (по отчеству то ли «Матвеевич», то ли «Меркурьевич») был в молодых своих годах послан Петром учиться живописи в Италию и в Голландию. Вернулся уже после смерти Петра. Среди работ особенно замечателен автопортрет с женой. Родился Андрей Матвеев предположительно в 1701 году… Штелин уверяет, что Матвеев был незаконнорожденным сыном Петра. Но это еще не все. По словам Штелина, Андрей Матвеев был в близких отношениях с Анной Леопольдовной, и именно он был отцом ее старшего сына, императора Ивана Антоновича. Можно ли подобному сообщению верить, и может ли иметь значение подобный факт? Или следует воспринять это как пикантную анекдотическую подробность и просто пожать плечами?

Андрей Матвеев действительно написал потрет парный, двойной – Анны Леопольдовны и ее жениха, герцога Брауншвейгского (писание парных, семейных портретов, характерных для голландской школы, кажется, привлекало художника; любопытно, что на автопортрете с женой Матвеев изобразил себя очень похожим на изображения Петра I; но, впрочем, живопись ведь все же не фотография, и мы не должны ждать от картин фотографической точности).

Портрет принцессы и ее жениха действительно очень выразителен. Его экспрессивность, ярко выраженное отношение художника к натуре напоминают уже не голландцев и итальянцев, но Гойю… Так, в частности, фигура герцога написана как бы небрежно и равнодушно. Что же до Анны Леопольдовны, то она на портрете Матвеева представлена очень красивой и обаятельной. Сохранилось еще несколько ее портретов, писанных другими художниками, на этих портретах она далеко не так хороша.

Умер Матвеев в 1739 году, точная дата его смерти неизвестна. Штелин утверждает, что художник был убит на улице неизвестным лицом, ударом ножа. Иван Антонович родился 12 августа 1740 года. Значит, для того, чтобы действительно оказаться его отцом, Матвеев должен был умереть по крайней мере в начале 1740 года или в самом конце 1739.

То, что Елизавета приказала выслать Анну Леопольдовну на север, в Холмогоры, где та и содержалась со всем своим семейством, это, пожалуй, не заключало в себе ничего необычного. И Петр ведь сослал в монастыри своих единокровных сестер и жену. Необычно было то, как поступает Елизавета (а затем и Екатерина II) в отношении Ивана Антоновича, коронованного императора. Из ссылки переводят его в крепость, то есть в тюрьму. В инструкции по его содержанию именуется он то «важным арестантом», то «невеликой важности»; инструкция эта предусматривает возможность обращаться с ним грубо и жестоко: заковывать в кандалы… В Европе о положении Ивана Антоновича известно, и он ведь там «не чужой» – герцоги брауншвейгские в родстве со многими владетельными домами, немецкими и итальянскими. Однако никто не вступается за юного узника. Почему? Вспомним, как поступит позднее Екатерина II в отношении своего сына, когда не пожелает передавать ему престол по его совершеннолетии. Первый ее довод был: отречение его отца, Петра III, от престола; а второй важный довод в пользу отстранения Павла от престола заключался в ее прозрачных намеках на то, что ее сын вовсе и не сын своего «законного» отца. Эти намеки она зафиксировала в своих мемуарах (за свою репутацию – смелая женщина! – стало быть, не боялась)… Возможно, и в «деле Ивана Антоновича» обе императрицы имели в запасе, что называется, «козырную карту незаконного происхождения». И тогда он оказывается «не тем лицом, за какое себя выдавал», не сыном своего отца… Но, разумеется, никаких точных доказательств «незаконности» Ивана Антоновича у нас нет и, вероятно, никогда и не будет…

Но что же собой представляла Анна Леопольдовна именно в качестве правительницы империи? Конечно, положение ее было нелегким. Она была всего лишь «заместительницей» своего маленького сына до наступления его совершеннолетия. Уже одно это делало ее положение достаточно зыбким. Должно быть, и муж ее не мог оказать ей существенную поддержку. Вот он-то действительно был в России чужим: приехал совсем недавно и едва ли так хорошо ориентировался в окружающей обстановке.

Но ведь должны были наличествовать в управленческом аппарате лица, способные к управлению государством и действительно управляющие этим самым государством! Таким человеком был при Анне Леопольдовне Андрей Иванович Остерман. Но она не исполнила самого важного его совета, который, кажется, вполне возможно было исполнить, – не пресекла интриги Елизаветы. Почему Анна Леопольдовна не заключила цесаревну под арест? Что помешало? Добросердечие или страх? Анна Леопольдовна не имела никаких оснований питать в отношении своей двоюродной тетки добрые чувства. А вот опасаться Елизаветы она могла, вероятно, прежде всего потому, что Елизавета успела заручиться поддержкой Франции. Арест, изоляция Елизаветы уже могли привести к «международному скандалу». Через французского посланника в России, маркиза де Шетарди, Елизавета уже получала денежное «обеспечение» будущего прямого заговора. Конечно, едва ли во всем этом играли важную роль ее близкие отношения с маркизом. Людовик XV предоставлял Елизавете средства на заговор как бы в обмен на будущий союз с Россией, суливший Франции определенные выгоды. Кстати, Елизавета свои обещания исполнила, и именно в ее царствование Франция признала Россию империей. В короткое правление Анны Леопольдовны Россия ведет очередную войну со Швецией, русские войска под командованием фельдмаршала Ласси одерживают серьезную победу, Россия приобретает часть финских земель. Об этой войне в рамках Романовской концепции часто пишут, что она была «непопулярна в русском обществе». Что это, в сущности, может означать? И почему подобные же войны, которые велись Петром I, а в дальнейшем Елизаветой и Екатериной II, вовсе не трактуются как «непопулярные»? А ведь все это военные действия совершенно одного порядка – борьба за расширение государственной территории. Даже у самого заядлого «концептуалиста» не повернется, что называется, перо приписать этим войнам какой-нибудь, например, «освободительный» или иной «справедливый» смысл… Но если мы вспомним, что союзницей Швеции являлась Франция, и сопоставим этот факт с «французской интригой» в Санкт-Петербурге, которую ведут Елизавета и де Шетарди, и вспомним, что в салон Елизаветы активно вхож и шведский посланник, тогда нам, пожалуй, станет ясно, кто и почему усиленно муссировал и распространял мнение о «ненужной» и «непопулярной» войне, столь благополучно и бездумно дошедшее до учебников и в наши дни…