Читать книгу - "СССР при Брежневе. Правда великой эпохи - Димитрий Чураков"

По докладу главы правительства пленум принял постановление, в котором предусматривалось несколько первоочередных мер. Основным их содержанием являлось повышение самостоятельности предприятий. В соответствии с постановлением предполагалось расширить права отдельных предприятий, развивать прямые связи между потребителями и производителями на принципах взаимной материальной ответственности и заинтересованности. Было признано важным снизить излишнюю регламентацию их деятельности, для этого число продиктованных сверху плановых показателей снижалось с 30 в прошлые годы до 9. Теперь государством определялись такие показатели, как основная номенклатура продукции, платежи в бюджет и ассигнования из бюджета, фонд заработной платы, показатели по объему централизованных капиталовложений и некоторые другие. Прочие ориентиры своей деятельности предприятия определяли самостоятельно, без обязательного их утверждения в министерствах и ведомствах.

В отличие от прежних лет, когда предприятия были ориентированы на производство продукции, теперь главным показателем эффективности становится объемы ее реализации. Соответственно, прежние натуральные плановые показатели были заменены на стоимостные. Как и в странах с рыночной экономикой, основным критерием успешности предприятия становится рентабельность, а целью производства – получение прибыли. Как показывают исследования И.И. Простакова, к 1984 году прибыль промышленных предприятий достигла 96,3 млрд руб., увеличившись за годы реформы почти в 7 раз. Более 40 % ее, т. е. примерно 40 млрд руб., шло самим предприятиям³³. Из отчислений от полученной прибыли предприятиям разрешалось создавать фонды экономического стимулирования, которых было три: 1) фонд развития производства; 2) фонд материального поощрения; 3) фонд социально-культурного и бытового развития. За счет этих фондов можно было премировать работников в соответствии с их трудовыми показателями, расширять производство, строить жилье, больницы, санатории. Считалось, что переход к хозяйственному расчету позволит достичь большей заинтересованности производителей в результатах своего труда. Законодательно основные положения реформы были закреплены в Положении о социалистическом государственном предприятии, принятом в октябре 1965 года в развитие решений Пленума ЦК. В нем закреплялись права производителей в области производственно-хозяйственной деятельности, строительства и капитального ремонта, материально-технического снабжения, финансов, труда и заработной платы, а также круг обязанностей и степень ответственности в случае их нарушения.

Целое поколение советских людей, закончивших школу в 1970-е – начале 1980-х годов, учились по учебникам, в которых реформа преподносилась как крупный шаг, укрепляющий в нашей стране социалистический строй. Любые сомнения в правильности выбранного пути отметались как ложные и провокационные. Советским людям навязывалось мнение, что реформы не означают возврата к капитализму. Удивительно, в этих своих основных чертах оценка реформы 1965 года сохраняется и в нынешних, иногда даже свердемократических учебниках. О том же пишут журналисты желтых изданий, политические мужи, подчас вполне серьезные ученые, – как будто мы до сих пор не можем взглянуть на произошедшее с учетом всех результатов реформы, в том числе долгосрочных! Правда, теперь акценты делаются несколько иные: дескать, реформаторы побоялись отбросить социализм как систему на свалку истории, а поэтому реформы оказались обречены на провал. К причинам провала реформы мы еще вернемся, а пока предлагаю серьезнее подумать, какой ящик Пандоры был открыт в 1965 году, какой истинный смысл с неизбежностью имели начатые тогда наследниками Хрущёва изменения принципов советского хозяйственного механизма.

Мероприятия советского руководства вызвали широкий резонанс во всем мире. Реакцию западных аналитических центров в своей книге, увидевшей свет еще в 1987 году, проанализировал советский исследователь В.И. Тетюшев. С наиболее значимыми положениями этой работы имеет смысл познакомиться и современному читателю, поскольку содержащиеся в ней сведения постарались сразу же предать забвению, – ни в научных трудах, ни в учебниках истории о реакции Запада на реформу 1965 года в наши дни практически ничего не говорится. А она многое могла бы прояснить!³⁴ Серьезные западные авторы понимали, что оживление в СССР товарно-денежных отношений еще не означает переход нашей страны на позиции отрицания социализма. К примеру, известный советолог А. Ноув по поводу большей лояльности советского руководства к рыночным элементам замечал: «Старый путь отброшен. Но нет никаких признаков, что в ближайшем будущем наступят какие-либо перемены в области теории или практики». Другой автор, Г. Шварц, отмечал, что Советы «не проявляют ни малейшего стремления покончить с государственной собственностью». Советологи продолжали рассматривать советскую экономику как «командную». Появляются все новые теории «бюрократической экономики», «экономики давления» и т. д.

Вместе с тем, в отличие от советских руководителей той поры, озабоченных сиюминутными результатами, аналитики на Западе стремились заглянуть далеко вперед. Опираясь на понимание объективных законов жизни общества, большинство западных комментаторов сходилось во мнении, что, в силу логики экономического развития, решения партии приведут к постепенному дрейфу СССР к капитализму. Зарубежные средства массовой информации пестрели заголовками: «Капитализм в России», «Советский капитализм», «Россия делает осторожные шаги к капитализму». Переход к экономическим рычагам управления экономикой западные политики, социологи и журналисты характеризовали как «идеологическое банкротство». В своей статье за 12 февраля 1965 года Журнал «Тайм» заявлял, что советская верхушка прибегла к помощи капиталистических методов хозяйствования в силу того, что в экономике СССР наметилась «мрачная перспектива» развала. «Тайм», а вслед за ним «Нью-Йорк Таймс» в октябре 1965 года писали о том, что СССР вынужден перенимать идеи и методы управления экономикой, свойственные «свободному миру», «вводит у себя капитализм без капиталистов». О стремлении русских использовать некоторые капиталистические механизмы писал И. Голдмен.

Многие западные обозреватели отмечали, что советские руководители, встав на путь реформ, вынуждены будут делать все новые уступки. О том, что «возрастающая роль денег и стоимостных показателей» в советской экономике является следствием благотворного влияния капитализма, писал голландский экономист, сторонник теории конвергенции Я. Тинберген. По мнению автора публикации в «Дейли Телеграф» за 19 сентября 1965 года, «механизм планирования должен быть в значительной мере демонтирован, и его заменит рыночная экономика». С таких же позиций выступали Л. Холмс, Ф. Холзман и др. Сторонник ревизионистского течения западной мысли О. Шик развивал эту же мысль следующим образом: «Даже минимальное предписание показателей из центра, – подчеркивал он, – является препятствием для оптимального решения и в принципе противоречит тем задачам, которые должно решать предприятие, если оно действительно будет работать на рынок». Подобного рода оценки проникли даже в официальные документы. Так, в одном из аналитических материалов, подготовленном группой ученых для Конгресса США, отмечалось, что начатые реформы в перспективе изменят характер экономических отношений в СССР, приведут к ликвидации плановой экономики и победе рыночных отношений.