Читать книгу - "Мессалина - Рафаэлло Джованьоли"

Веспасианом овладело такое любопытство, какого он еще никогда не испытывал. Человек по натуре сдержанный, он сам не понимал причин своего волнения. Гадая о дальнейших действиях колдуньи, он еще плотнее прильнул к отверстию в драпировке. Долго ждать ему не пришлось: дверь в лабораторию сразу отворилась, а на пороге появился дряхлый, сгорбленный раб, одетый в длинную тунику зеленого цвета. Локуста повернула голову в его сторону и негромко произнесла:

- Пусть войдет тот, кто желает меня видеть.

Слуга отступил в темноту, а в комнату твердой походкой вошла высокая и стройная молодая женщина. На ней была широкая лацерна на горностаевом меху. Убедившись в том, что раб оставил ее наедине с вещуньей, она сделала несколько шагов и откинула капюшон, который скорее скрывал от посторонних взглядов, чем защищал от холода ее прекрасное одухотворенное лицо.

Веспасиан чуть не вскрикнул от удивления: если бы он заранее не приготовился к любым неожиданностям, то его знакомство с магическими науками на этом бы и закончилось. В молодой патрицианке он узнал Агриппину, дочь Германика и сестру Гая Цезаря.

- Ну? Что привело тебя в этот дом, знаменитая Агриппина? - любезным тоном спросила Локуста и, спустившись по ступеням, приблизилась к гостье.

- Я пришла просить твоей милости, Локуста! - внезапно воскликнула Агриппина и умоляюще протянула руки. - Настал час доказать всю твою мудрость, всю силу твоего искусства!

- Да что случилось? Успокойся… говори, как мои знания смогут пригодиться тебе, - прошептала колдунья, осторожно взглянув в сторону Веспасиана и знаком пригласив посетительницу занять место на софе.

- Что случилось? Нужно спасти Тиберия Гемелла, на которого ни за что ни про что прогневался Цезарь.

- Средство против Цезаря? - тихо пробормотала колдунья, погрузившись в какие-то невеселые мысли.

Она прикрыла глаза и задумчиво добавила, точно отмечая что-то про себя:

- Ох! Я это предвидела!

- Прекрасно, что ты все предвидела!… но сейчас над ним собрались тучи, вот-вот грянет страшный гром. Сейчас нужно любыми средствами спасать бедного Тиберия!

- Тсс! - словно очнувшись от тяжелого наваждения, зашипела Локуста, еще раз испуганно посмотрев в сторону притаившегося эдила.

Взяв Агриппину за руки, она сказала:

- Вставай, пойдем со мной.

И увела ее вглубь комнаты.

- Нас кто-нибудь слышит? - пристально взглянув в лицо колдуньи, спросила Агриппина.

- Нет… нет… но осторожность не бывает лишней.

- Твои противоядия, которые ты дала… твое колдовство… Неужели ничего не поможет?

Беседуя, обе женщины прошли в темный угол комнаты, откуда их приглушенные голоса уже не доносились до Веспасиана.

«Ну и ну! - подумал Тит Флавий. - Эта шарлатанка знает не только секреты своего ремесла! Если я пробуду здесь еще пару часов, то мне, пожалуй, придется вспомнить обязанности эдила».

Заинтересованный разговором, он весь обратился в слух, однако ничего не мог расслышать. Прошло немало времени прежде чем Веспасиан догадался, что женщины вышли из комнаты через какую-то потайную дверь. Ему показалось странным столь долгое отсутствие хозяйки дома. Решив, что она забыла о нем, эдил начал волноваться. Два или три раза он пытался проникнуть в комнату, но все его усилия оказались тщетными: тяжелый полог вплотную прилегал к стенам и к полу его каморки. Он уже подумывал о том, чтобы попросту разрезать его мечом, когда наконец увидел, как в двери, через которую входила Агриппина, появилась Локуста, сопровождаемая худым, почти лысым голубоглазым молодым человеком. Несмотря на то, что вошедший был одет, как плебей, походка выдавала в нем знатного патриция. Веспасиан сразу узнал посетителя. Это был Сервий Сульпиций Гальба.

- С чем пожаловал, знаменитый Гальба? - спросила Локуста таким тоном, словно ей было не в диковинку принимать столь могущественных гостей.

- Как? Ты меня знаешь? - спросил, нахмурившись, Гальба и, остановившись, в упор посмотрел на колдунью.

- Разве можно не знать человека, побывавшего и эдилом, и претором ^[109], и консулом, человека, который в отличие от многих сановников носит имя древнего, прославленного рода?

Видимо, Гальба был польщен этими словами. Пройдя за Локустой в комнату, он занял предложенное место на софе.

- Мое имя лучше оставить в покое. Я пришел потому, что хочу попросить тебя объяснить одно чудо.

Прежде чем отвечать, колдунья взяла его правую руку и, повернув ладонью вверх, внимательно посмотрела на нее. Потом спросила:

- О каком чуде идет речь?

- Это было пятнадцать лет назад, вблизи Тусколо…

- …где у тебя есть вилла, - опередила его Локуста, не отрывавшая взгляда от руки собеседника.

- …где у меня есть вилла, - продолжал Гальба, не обратив внимания на реплику Локусты. - Там я однажды повстречал гадалку, которая вот так же долго изучала линии на моей ладони.

- Она предсказала, что когда-нибудь ты удостоишься наивысшей власти в империи, - снова перебила его колдунья. Произнеся эти слова самым безучастным тоном, она подняла глаза на посетителя.

На сей раз Гальба вздрогнул и, вырвав ладонь из рук колдуньи, изумленно уставился на нее:

- Откуда ты знаешь?…

- Ох, уж мне эти маловеры… Разве я не смотрела на тайные знаки судьбы, запечатленные на твоей ладони?

- Неужели это возможно? - воскликнул Сервий Сульпиций, еще не оправившийся от удивления. - А нет ли здесь какого-нибудь обмана или надувательства?

- Какой обман? Какое надувательство? Какой может быть обман в том, что я вижу собственными глазами?

Гальба немного помолчал, на его лице промелькнула тень тщеславного самодовольства, потом он опустил голову и пробормотал:

- Все-таки странно! Очень странно!

- Странно? Но почему? Кому странно? - спросила Локуста и ответила самой себе:

- Странно тому, кто не верит в могущество магии и не знает, что наше древнее искусство отражает истину!

После непродолжительной паузы она добавила:

- А теперь, если ты не против, расскажи мне, что произошло после того чудесного пророчества. Может быть, мне удастся объяснить его.

- Хорошо, - неуверенно прошептал Гальба, еще не поборовший своего замешательства. Поразмыслив немного, он вымолвил:

- Тогда я не поверил гадалке и в насмешку воскликнул: «Да, я стану императором, но не раньше, чем разродится самка мула!» [III]