Читать книгу - "Воспоминания бабушки. Очерки культурной истории евреев России в ХIХ в. - Полина Венгерова"

Мы стояли и смотрели на императора Николая Первого в окружении блестящей свиты. Его пышущая здоровьем высокая фигура возвышалась надо всем. Облегающий парадный мундир с ярко-красными отворотами, грудь, украшенная многочисленными орденскими звездами, массивные эполеты, широкая голубая лента, портупея со шпагой на левом боку, сдвинутая набекрень треуголка с пышным белым султаном придавали ему неподражаемо воинственный вид. Его красивое лицо с правильными чертами, гладко выбритым двойным подбородком и пышными русыми бакенбардами выражало благосклонность, даже радостное волнение, серые глаза сверкали, излучая энергию, а статность и военная выправка свидетельствовали о гордости и самоуверенности. Справа от него стоял наследный князь Александр. Тогда, в 1835 году, это был молодой человек высокого роста, плотного сложения, с черными глазами, черными усиками над верхней губой и черными, как вороново крыло, волосами. Все его существо дышало мягкостью и дружелюбием — ни следа той самоуверенности, которая отличала его царственного отца. Помнится, уже тогда наследник престола завоевал сердца окружавших его людей. И Александр Второй оправдал эту симпатию в 1861 году, когда освободил крепостных крестьян.

Повелители стояли на так называемой Татарской горе, а вокруг них выстроились многочисленные генералы, адъютанты, инженеры. Ровный зеленый луг расстилался под их ногами, как бархатный ковер. А над ними раскинулся синий небесный купол. Солнце заливало эту импозантную картину морем света, игравшего всеми цветами радуги на алмазных орденах шитых золотом мундиров.

Нам, детям, это блестящее зрелище казалось сказочным миражом, хотя все происходило совсем близко, всего в ста саженях от родительского дома.

Император Николай Первый показывал правой рукой в разные стороны. По оживленности дискуссии собравшаяся вокруг толпа местных зевак могла понять, что речь шла о вопросах особой важности. Время от времени кого-нибудь из генералов или адъютантов посылали вниз, тот осматривал наш дом, измерял саженью зеленый луг вокруг дома и сада и возвращался на гору с докладом.

В толпе было выдвинуто множество предположений, высказано множество истолкований каждого императорского жеста — и все оказались ошибочными. В конце концов стало известно, что царь предназначил всю территорию старого города Бреста для возведения крепости первого класса. Очень скоро значение этого проекта стало ясно каждому из горожан.

Спустя несколько месяцев после описанной выше сцены все домовладельцы города Брест-Литовска были извещены императорским указом, что стоимость их домов будет определена комиссией, назначенной специально для этой цели. Правительство выплатит отступные и, кроме того, предоставит в их распоряжение участки в четырех верстах от старого города. Эта новость повергла всех в ужас. В души горожан закралось предчувствие полного разорения. Для моих родителей проект возведения крепости означал катастрофу, потому что сносу подлежал не только наш прекрасный дом, но и большой кирпичный завод в двух верстах от города. Кирпичное производство каждое лето приносило большой доход, так как отец выполнял заказ на поставку многих миллионов кирпичей для уже начавшегося строительства казарм. Отец с огромным трудом преодолел шок, вызванный новым указом. Но он, как и другие домовладельцы, утешал себя заверением императора, что правительство возместит им весь ущерб. Оценочная комиссия должна была определить стоимость каждого дома в Брест-Литовске, а правительство обещало честно и щедро выплатить компенсацию. Но тут дьявол подослал к нам одного из своих адских слуг в лице некоего стряпчего. Будучи евреем по рождению, он навострился вести тяжбы и писать прошения на русском языке, что в тридцатые годы девятнадцатого века в преимущественно польской Литве умели делать лишь немногие. При всей одаренности, этот субъект был напрочь лишен стыда и совести. Он сумел быстро втереться в доверие как домовладельцам, так и оценочной комиссии, и каждый, кто имел дом, поспешил поручить именно ему защиту своих интересов перед комиссией. Очень скоро этот стряпчий рассорился с обеими сторонами и донес по начальству, что все оценки комиссии завышены. Я не сомневаюсь, что какая-то доля истины в этом была, но мой отец оказался без вины виноватым, потому что сам защищал свои интересы, не прибегая к помощи стряпчего, и тот, не сумев на нем нажиться, в отместку оклеветал отца.