Читать книгу - "Злой рок Марины Цветаевой. "Живая душа в мертвой петле" - Людмила Поликовская"

Да и письма из СССР совсем не подтверждают того, о чем пишет журнал. Вот жена инженера, поехавшего на готовое место при заводе, описывает, как они с мужем ежевечерне, вместо обеда, пьют у подруги чай с сахаром и хлебом. «Значит, – резонно замечает Цветаева, – С<ереже> остается только чай – без сахара и без хлеба – и даже не – чай». Но Сергея Эфрона мало волнуют материальные проблемы – он дико скучает по России, здесь он не смог найти себя, а там – уверен – сможет. Ради этого он готов перевоспитаться. Там он займется своим делом. Хотелось бы понять каким. Писать о кино? Снимать фильмы? Но желающих стать критиками всегда больше, чем надо. А Сергей Яковлевич не из тех, кто умеет расталкивать локтями, да и какого-то выдающегося дара у него – прямо скажем – не было. Операторского опыта тоже. Но главное даже не в этом. В СССР свирепствует цензура. Писать и снимать можно только по принципу «чего угодно-с». (Советская периодика – это не «Воля России».) Правда, пока его мысли почти не расходятся с официальной советской идеологией. Ну а если вдруг хоть в чем-то не согласится? Однако проблемы свободы печати его не волнуют (он уверен, что и Марине Ивановне там будет лучше, чем в Париже). Ему невыносимо здесь, он ненавидит Запад… Уж как несладко жилось в эмиграции Цветаевой, но она понимает: «…знающий Россию, сущий – Россия, прежде всего и поверх всего – и самой России – любит все, ничего не боится любить. Это-то и есть Россия: безмерность и бесстрашие любви». Но Цветаева говорит о России, Эфрон же рвется в СССР. А это совсем другая любовь. Именно благодаря ей он и становится агентом ОГПУ.

Какие поручения он выполняет? Если следственное дело Эфрона было показано исследователям, то его оперативные донесения (как и все оперативные донесения) до сих пор – тайна за семью печатями. Поэтому о многом мы не знаем, а то, что знаем, не всегда достоверно. Основные источники – показания Эфрона на процессе, свидетельства мемуаристов, эмигрантская и французская печать – все это требует проверки документами, которых, увы, почти нет. Сведения часто расходятся. И роль, которую играл Эфрон в дьявольском спектакле, поставленном спецслужбами, рисуется то так, то иначе: от мелкой сошки до крупного деятеля.

Что достоверно? Эфрон занимается вербовкой эмигрантов в органы. «Работа» была по нем: пригодились и его актерские способности, и личное обаяние. Как почти всякий фанатик, он был хорошим агитатором, а кроме того, репутация, доверие к его личности делали свое дело. Завербовывал он умело, часто постепенно втягивая человека в деятельность, которой тот и не собирался заниматься. Так, Кирилл Хенкин, будущий советский шпион, рассказывает, как Эфрон уговорил его мать-актрису руководить драмкружком в «Союзе возвращения». «Этот кружок многих завел очень далеко <…> Пройдут годы, и я пойму, что все из кружка, пройдя этот фильтр, перешли под опеку Сергея Эфрона, а там уж кто куда придется <…> Кто будет стрелять кому в затылок, а кто <…> только следить и звонить, куда «Старик» (Троцкий – Л.П. ) ушел, «Старик» вышел и т. д.».

Были ли у Эфрона «проколы»? Нам известен только один: молодой поэт Алексей Эйснер отказался стать агентом ОГПУ: воевать в Испании – с превеликим удовольствием, но работать в ОГПУ – нет. Очевидно, Сергей Эфрон никому не рассказал про этот случай – иначе и его не погладили бы по головке, и Эйснер, скорее всего, был бы ликвидирован.

Вполне успешно Эфрон завербовал – по его собственным показаниям – несколько десятков человек, которые потом участвовали в различных операциях ОГПУ. И поплатились за это жизнью. Мог ли это предвидеть Сергей Эфрон? Что работа разведчика опасна, он, конечно, не мог не знать. Но ему и в страшном сне не могло присниться, что смерть придет от своих – тех самых органов, которым он и его подопечные так верно служили. А что до опасности – так ведь он и сам подвергался опасности. Давало ли это ему моральное право подвергать опасности своих друзей? Это вопрос – из дня сегодняшнего. Тогда он просто выполнял поручения организации, которой служил. А мораль… – он, вероятно, знал (хотя бы в пересказе) слова Ленина о том, что морально все, что идет на пользу пролетариату, а ОГПУ ведь призвано этот самый пролетариат охранять от шпионов и всяких прочих недругов.

По заданию ОГПУ он в 1933 году вступил в масонскую ложу «Гамаюн». В чем в чем, а в мистических интересах Сергей Яковлевич никогда замечен не был. В его обязанности, вероятно, входило информировать ОГПУ о настроениях «братьев», попросту говоря, «стучать». Ложа «Гамаюн» была малочисленной (поэтому новых членов принимали охотно, и отбор не был очень строгим – пробольшевистская репутация не стала препятствием). Известно, что «брат Эфрон» сделал в ложе два доклада: 20 мая 1934 года – «Андрей Белый» (тема, безусловно, интересная для масонов) и 16 марта 1936 года – «Работа советского правительства». Какую цель преследовал он своим последним докладом? Распропагандировать «братьев»? Впрочем, мы переходим к гаданию на кофейной гуще. Тексты докладов, к сожалению, не сохранились.

Масонская карьера Эфрона закончилась бесславно: в 1937 году после похищения советскими спецслужбами руководителя белогвардейского Российского Общевоинского Союза генерала Е. Миллера ложа исключила «брата Эфрона» по подозрению в участии в похищении.

* * *

Сергея Яковлевича никогда нет дома. (Мур: «Куда папа все время уходит?») Его целиком поглотила новая «работа». Как раньше евразийство. Но тогда Цветаева имела более-менее ясное представление, чем занят муж (или так ей, во всяком случае, казалось). Теперь же его деятельность покрыта мраком неизвестности. Редактор может рассказывать жене о делах газеты, но разведчик, «тайный агент», не имеет права посвящать в свои дела никого. У мужа – своя жизнь, у нее… – «Всю меня – с зеленью – Тех – дрём– / Тихо и медленно / Съел – дом… / Ту, что с созвездиями / Росла, – Просто заездили / Как осла». «С<ергей> Я<ковлевич> «совсем ушел в Сов<етскую> Россию, ничего другого не видит, а в ней видит только то, что хочет». Цветаевой же, по ее собственным словам, Бог не дал дара слепости. При ее отвращении к политике ее политическая прозорливость удивительна. Как в свое время она не обольстилась Февральской революцией, так в 30-х годах не только не обольщена «достижениями» социализма, но и понимает: коммунизм и фашизм – две стороны одной медали. В то время это понимали только самые выдающиеся умы эпохи: