Читать книгу - "Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века - Павел Уваров"

Далее Ле Нуар рассказывает, что летом следующего года в Ренне начались гонения на местных протестантов. Среди прочих был арестован Родольф Мело, один из «старейшин» реформированной церкви, а перед дверями его дома провели символическую казнь — в железной клетке сожгли его манекен. Это тот самый медик Мело, который подписал свидетельство о болезни Жанны Ботерель, жены Жиля Бекдельевра, и был уличен во лжи де Кайдёком. Впрочем, погромы в Ренне были пресечены губернатором Бретани, герцогом д’Этампом, запретившим нападать на кого-либо по причине его веры. Он навел порядок и погасил конфликт между деканом капитула Ренна и сенешалем Бертраном д’Аржантре, ранее арестовавшим одного из местных клириков за подстрекательство к беспорядкам.

Позиция губернатора была вполне понятной: в его распоряжении практически не было военных отрядов, а в условиях катастрофической нехватки денег он не мог собрать новую армию, поэтому герцог стремился избегать открытых конфликтов, предпочитая действовать мирными методами. Для этого он использовал свои связи в среде местных дворян^[198], многие из которых симпатизировали кальвинистам.

Для нас же интерес представляет тот факт, что Жиль Бекдельевр, выйдя на свободу, оказался в новой для себя ситуации открытого религиозного противостояния, а его дом благодаря родственникам жены превратился в центр формирующейся протестантской общины.

Был ли Жиль Бекдельевр сторонником кальвинизма еще до своего ареста? Принял ли он новую веру, вернувшись домой? Или, может быть, он оставался приверженцем «веры отцов»? Документы из архива департамента Иль-и-Вилен — по крайней мере те, которые относятся ко времени до середины 60-х годов XVI века, — не содержат прямого ответа на эти вопросы. Можно предположить, что влияние Жанны Ботерель оказалось определяющим. Именно жены дворян и должностных лиц были наиболее восприимчивыми к проповедям странствующих эмиссаров из Женевы. Выбрав «истинную религию», они воспитывали в ней детей и постепенно обращали в кальвинизм своих более осторожных мужей, опасавшихся лишиться званий и должностей^[199].

Любопытные сведения содержатся в знакомом нам Белом кодексе, к которому Жиль Бекдельевр вернулся после заключения, хотя уже не делал в нем записи столь часто, как прежде. Там есть упоминание о таком расходе: «9 июня 1565 года моя маленькая девочка (petite grace) Жюльенна отдана на пансион к господину дю Кравье, министру Реннской церкви, и ему за пансион передано 20 экю». Восьмилетняя дочка была отдана в учение тому самому пастору, который сначала совершал тайные кальвинистские богослужения в усадьбе Мот-о-Шанселье и в самом Ренне, а затем перебрался на время в Витре. Теперь конфессиональная принадлежность Жиля становится очевидной.

Белый кодекс, используемый Бекдельевром исключительно как приходно-расходная книга, может пролить свет и на его служебную деятельность. Как мы помним, с 1566 года он был вновь допущен до исполнения обязанностей лейтенанта по уголовным делам. Хотя должность упразднили, он должен был исполнять свои обязанности до тех пор, пока ему не возместят понесенные им расходы. А поскольку выплаты грозили растянуться на годы, скорого прекращения службы не ожидалось. Практическая хватка, которую его враги называли «жадностью», не изменяла судье. В 1566 году он записал в Белом кодексе: «я продал тюремщику (geolier) Ренна 22 пипы бретонского вина из Брея каждая пипа [443 литра] по 10 ливров 10 су, что дает в сумме 336 турских ливров». Речь шла о виноградниках, оставленных Жилю Бекдельевру его дядей по материнской линии в начале 50-х годов XVI века; тогда стоимость этого вина, согласно сведениям из того же Белого кодекса, составляла 4 ливра за пипу. За 15 лет цена выросла в 2,5 раза!^[200] Не исключено, что на цену повлияло служебное положение Жиля Бекдельевра. Судья по уголовным делам обладал достаточными рычагами власти, чтобы убедить смотрителя тюрьмы закупить именно его вино в большом количестве и по высокой цене. Напомню, что «приличные люди» низкосортное бретонское вино не пили, предпочитая анжуйское. У заключенных же выбора не было, они платили ту цену, которую им называли. А именно от судьи во многом зависела наполняемость тюрьмы заключенными, а следовательно, и «емкость рынка»: чем больше человек находилось там, тем устойчивее был доход тюремщика.

Однако Жиль Бекдельевр пребывал в должности лейтенанта по уголовным делам не так долго, как можно было предполагать. Вмешались внешние обстоятельства. Первые две религиозные войны почти обошли Бретань стороной — военные действия велись в соседней Нормандии. Ожесточенные сражения между сторонниками Католической лиги и роялистами будут раздирать эту провинцию позже, в 80-е и особенно в 90-е годы XVI века. Однако тучи над головами бретонских гугенотов сгущались. Во время Третьей религиозной войны (1568–1570) сторонники новой веры были отстранены от должностей. Сен-Жерменский мир, завершивший эту войну, предусматривал, что представители «так называемой реформированной религии» сохраняют свои должности. Но это положение не распространялось на должности, которые мы сегодня назвали бы «силовыми»: бальи, сенешали и их генеральные лейтенанты, лейтенанты по уголовным делам (распространение ограничений на последнюю категорию в Бретани потребовало специального постановления Частного совета короля^[201]). Лицам, отстраненным от этих должностей, предоставлялась либо денежная компенсация, либо должность советника в местном парламенте. Ждать денежной компенсации можно было очень долго, поэтому более престижная, хотя, возможно, и менее выгодная должность советника парламента Бретани (к тому времени уже переехавшего из Нанта в Ренн) показалась Жилю Бекдельевру привлекательнее^[202].