Читать книгу - "Юрий Гагарин - Лев Данилкин"

«Космос стал в повестку дня, как целина, — пишет Гагарин брату. — Система нашей жизни замкнута, не может же существовать космос без выполнения какой-либо функции… Циолковский пишет, — а я его читаю почти ежедневно (старая, еще техникумовская привязанность), — что в космосе царствует гармонический разум. Это, конечно, не мистика, а хорошо организованная функция космоса, работающая на отлаженном механизме физических законов» (1). Самым захватывающим для читателей «Туманности Андромеды» из социального круга Гагарина было то, что и в обществе будущего элитой останутся летчики, пилоты — именно они будут осуществлять экспедиции к планетам Великого Кольца, ради них будет добываться анамезон, они будут бороться с притяжением железной звезды и сражаться с бесплотными космическими тварями. Словом, интересное будущее ожидало всех, но летчиков — в особенности. И если уж люди будущего могли провести несколько лет в плену у железной звезды — то и нынешним летчикам можно было побыть несколько лет пленниками Заполярья.

Можно было просто ждать чего-то такого — а можно было предлагать свои услуги. «После запуска третьей космической ракеты, которая обогнула Луну, сфотографировала ее невидимую с Земли часть и передала фотографии на Землю, Гагарин, услышав эту новость по радио, как того требует военный устав, подал рапорт по команде с просьбой зачислить его в группу кандидатов в космонавты» (11). «Рапорт был лаконичен и ясен: „В связи с расширением космических исследований, которые проводятся в Советском Союзе, могут понадобиться люди для научных полетов в космос. Прошу учесть мое горячее желание и, если будет возможность, направить меня для специальной подготовки“» (12). Надо ли говорить, что рассчитывать на то, что кто-либо откликнется на подобного рода предложение, было безумием.

Конечно, самым неприятным по месту службы был климат (вообще нет солнца зимой и слишком много света летом); однако на солнце список бытовых неудобств не заканчивался. Несколько месяцев Гагарин, есть свидетельство, прожил вместе с двумя сослуживцами в маленькой комнате на двоих — и поскольку кроватей не хватало, им пришлось сдвинуть две кровати и спать втроем поперек них (об этом рассказал Л. Обуховой С. Казаков (13)). Мы упоминаем об этом не для того, чтобы разжалобить читателя (в конце концов, Гагарин был офицер и выбрал себе эту карьеру добровольно) или намекнуть на гомосексуальный менаж-а-труа — нет, это все чушь; важно то, что такого рода быт определяет сознание: коллективистское. К концу жизни Гагарин придет к выводу, что это очень важная психологическая особенность; в своей книге «Психология и космос» он замечает, что в СССР «формировать экипажи для длительных космических полетов несравненно легче, чем в капиталистических государствах. Советские люди — коллективисты по своему духу» (22).

Все эти Дергуновы, Злобины, Казаковы были настоящими друзьями, и коллектив тоже был настоящий, с очень понятными общими проблемами и задачами, ничего выморочного и виртуального. «Главное, что отличало этот гарнизон от „асфальтированных“, — дух товарищества воинов, чувство сплоченности, единой семьи, долга и ощущение собственной значимости. Каждый знал, что он стоит на страже рубежей Родины. „Не ныть вопреки трудностям“ — таков девиз всех» (14). Это была жизнь, за которую постоянно можно было себя уважать; идеальный климат для существа рахметовского типа, склонного прибегать к радикальным самоограничениям, чтобы протестировать свои возможности в качестве потенциального гражданина общества будущего.

Как и во всяком оторванном от Большой земли коллективе, здесь возникают своя субкультура, свой отчасти идиолект, свои дурацкие шутки. В мемуарах Семена Казакова, служившего с Гагариным на Севере и затем часто встречавшегося с ним в Гжатске, есть такой эпизод: Гагарин, только что прокативший друга на новенькой французской «матре» со скоростью 190 км/час, спрашивает его: «„Ну как?“ — „Пятьсот“. Юрий Алексеевич схватился за живот и, буквально сотрясаемый смехом, покатился по траве… В этой ситуации он явно не ожидал такого ответа. В гарнизоне, где мы жили, был один добросовестный и очень исполнительный штабной работник, которого, однако, все звали не иначе как „начальник паники“: была у него какая-то суетливость в характере, всегда случалось что-то экстренное, чрезвычайное, хотя на самом деле ничего особенного никогда не происходило. И поэтому он попадал иногда в смешное положение, а потом делал вид, что это так и нужно, и вот этот „начальник паники“ во время полетов подошел к технику, который готовил самолет к очередному вылету, и спросил: „Ну как?“ Техник, скрывая улыбку, ответил: „Пятьсот“. — „Что такое ‘пятьсот’?“ — „А что такое ‘ну как’?“ С тех пор гарнизонные остряки на подобные вопросы всегда отвечали „пятьсот“, и каждый вкладывал в этот ответ свой смысл» (15).

Гарнизон располагался на бывших монастырских землях, но монастырем не был: здесь жили чужие жены, женщины, работавшие в общепите, библиотекари, медсестры. Ни одна из этих прекрасных дам не вошла ни в какую известную нам историю. Впрочем, в музее ВВС Северного флота в Сафронове демонстрируется фотография: «Ю. Гагарин — дежурный по летной столовой в пос. Луостари». Тут же приводится и «история снимка»: «В декабре 1958 года в столовую с фотоаппаратом пришел штурман эскадрильи Игорь Кириллов. Работницы попросили их сфотографировать. В компанию напросился Юрий Гагарин. Кириллов разрешил со словами: „Ладно, становись, салага, только фото не испорть“». На фотографии изображен Гагарин в каком-то рабочем, что ли, халате в окружении шести женщин, из которых три выглядят довольно молодо. Группировка персонажей на снимке напоминает композиции, в которых обычно снимался основатель журнала «Playboy» Хью Хефнер — только вот халат на Гагарине совсем не флоридского покроя, да и женщины одеты таким образом, что понятно — снимаются они не на фоне бассейна, за стенкой — Северный Ледовитый океан.

В августе 1958 года к мужу приехала Валентина — и им отвела комнатку у себя в доме местная учительница; затем они переехали в выделенную им начальством гарнизона свою, с отдельным входом. В Сафронове, в музее ВВС, есть «Дом, где жил Гагарин» — в смысле тот, где поселился уже с женой; это финского типа небольшой коттедж на две семьи; внутри — экспозиция: кухня с печкой, дровяник/туалет, гостиная — радиола, тумбочка с тюлевым покрывалом, настенный коврик с оленями; обстановка реконструирована по фотографиям.

Может быть, по искреннему порыву, может быть, от скуки, может быть, от этого было не отвертеться, может быть, для того, чтобы получить пространство для карьерного маневра, — Гагарин заканчивает в Луостари Университет марксизма-ленинизма и подает заявление о вступлении в партию. Представление о характере вовлеченности Гагарина в работу идеологических органов дает «План работы комсомольского комитета полка за 1959 год» (16). «Вот первое задание, которое комитет комсомола поручил Гагарину: провести комсомольско-молодежный вечер на тему „Мы к коммунизму держим путь“ 25 января 1959 года. В феврале он проводит беседу с личным составом своей третьей эскадрильи: „Карта Родины в семилетнем плане развития народного хозяйства СССР“. В марте Юрий организует вечер вопросов и ответов по материалам 21 съезда КПСС. Последнее комсомольское поручение: Гагарин проводит ленинское чтение по теме: „Речь Ленина на заседании Моссовета рабочих и крестьянских депутатов 6 марта 1920 года“».