Читать книгу - "Второе убийство Сталина - Елена Прудникова"

Бытует мнение (и широко бытует), что Сталин выдвинулся на главные позиции в партии лишь после 1923 года, с помощью хитроумных аппаратных интриг, а роль его в революции и гражданской войне ничтожна, чуть ли не на уровне мелких поручений. В общем-то, эта версия первоначально тоже пошла от Троцкого: «самая выдающаяся посредственность» — лейтмотив всего, что он писал о Сталине. Подумать только, какое количество мифов восходит именно к этому источнику. Не зря говорят в народе: «Ври, ври, что-нибудь да останется».

Из мифологии:

В 1917году с целью скомпрометировать большевиков усиленно распространялся слух о том, что, возвращаясь из эмиграции через Германию, Ленин якобы взял у немцев деньги на развитие революционного движения. По расчетам немцев, оно должно было привести к ослаблению воюющей с ними России. Этот слух был очень опасен для Ленина, потому что в обработанном пропагандой обывательском сознании господствовали идеи оборончества. В конце весны 1917 года Ленину стало известно, что газеты Петрограда собираются широко публиковать версию о немецких деньгах. Все нити этой акции оказались в руках председателя Петросовета Николая Чхеидзе. Договориться лидеру большевиков с лидером меньшевиков было почти невозможно. Тогда Ленин остановил свое внимание на Сталине, который мог найти контакт с Чхеидзе по национально-земляческому принципу. И действительно, Сталин сумел уговорить Чхеидзе остановить публикацию. Столь ценная услуга Сталина, а так же его приобщенность к информации, которая могла иметь для Ленина неблагоприятные последствия, придали незначительной в глазах людей того времени фигуре некоторый авторитет.

Из свидетельств современников:

«Этот деятель — одна из центральнейших фигур большевистской партии… почему это так, сказать не берусь: влияния сред высоких, далеких от народа, чуждых гласности, безответственных сфер так прихотливы! Но, во всяком случае, ля поводу роли Сталина приходится недоумевать. Большевистская партия при низком уровне ее «офицерского корпуса», в массе невежественного и случайного, обладает целым рядом крупнейших фигур и достойных вождей среди «генералитета». Сталин же за время своей скромной деятельности в Исполнительном комитете производил — не на одного меня — впечатление серого пятна, иногда маячившего тускло и бесследно. Больше о нем, собственно, нечего сказать»[49].

(Н. Суханов, меньшевик, бывший член Исполкома Петросовета)

Суханов, наверное, прав — учитывая, что такое был тогдашний ЦИК и кто в нем заседал. Это было что-то вроде Законодательного собрания Санкт-Петербурга, и заседали в нем выборные депутаты. Исполнительный комитет, в котором насчитывается больше трехсот депутатов — с ума сойти! Какая работа, кроме митингового крика, возможна в таком органе? Да и вообще политики того времени судили о масштабе фигуры по статьям да ораторским талантам. Грубо говоря, чем громче глотка, тем выше авторитет. Для чего нужен был ЦИК Сталину? Вероятно, для того же, для чего нужно Законодательное собрание Санкт-Петербурга его нынешним депутатам, — для солидности, для депутатского иммунитета, для того, чтобы мешать правительству. Но как можно серьезно относиться к «работе» в этом, с позволения сказать, органе?

Что же касается Суханова, то он как меньшевик и не мог знать, чем на самом деле был занят тот или иной человек в партии большевиков. Однако его оценка и другие подобные ей позволили потом всерьез утверждать, что Сталин очень незначительно влиял на события того времени.

Впрочем, кто у нас читал Суханова? Зато многие читали Волкогонова, который утверждал: Сталин в 1917 году оставался в тени, что «было результатом не только его социальной пассивности, но и уготованной ему роли исполнителя, для которой у него были несомненные данные. Сталин был не способен в переломные, бурные месяцы подняться над обыденностью». Красиво сказано, но насколько достоверно? Волкогонов ведь со Сталиным в штабном вагоне водку не пил, чтобы так храбро рассуждать, что он мог, а чего не мог. Да и Суханов тоже не пил — так, встречались иной раз в Совете. (Интересно, кстати, а что понимает г-н Волкогонов под «обыденностью» в жизни профессионального революционера, будничной, обыденной работой которого как раз и является перевод обыденности в «переломное» и «бурное» состояние? Сталин ведь и в спокойное время не штаны на совещаниях просиживал.)

С другой стороны, и «Краткий курс» лукавит, утверждая, что Сталин — ближайший помощник и сподвижник Ленина, что он непосредственно руководит всем делом подготовки восстания. Тут можно процитировать одно из самых известных сталинских высказываний: «Не так все это было…».

В первую очередь все было не так потому, что и «Краткий курс», и все последующие историки, как прокоммунистические, так и демократические, воспитанные все на том же «Кратком курсе», равно давали историю Февральской революции и последовавших за ней событий через видение большевиков, так, словно эта партия была той осью, вокруг которой вертелся мир. «В то время как большевики готовились к дальнейшему развертыванию революции, Временное правительство» делало то-то и то-то, говорит «Краткий курс». А между тем это была маломощная и абсолютно невлиятельная группа, которой посчастливилось сделать несколько верных ходов и приобрести определенное влияние, — при другом раскладе информация о них осталась бы лишь в самых подробных справочниках. А затем, в «момент X», когда все более-менее трезвомыслящие люди растерялись, большевики в силу своей теоретической «отмороженности» ничем не смутились. История разворачивалась вроде бы по их теории (а если не совершенно по ней, так ведь теорию можно и подправить, что и было, кстати, проделано в августе!), и они просто воплотили свои разработки, вот и все! Хотя, конечно, безумная была авантюра, если бы они остановились и задумались, то, пожалуй, испугались бы — но они не останавливались и не задумывались, вот в чем вся штука-то!

Возвращаясь же к товарищу Сталину и его роли в событиях 1917 года и вглядываясь внимательно и непредвзято в эти события, видишь, что самое удивительное — то, что «Краткий курс» не преувеличивает роль этого человека в возвеличении партии большевиков от группки смешных радикалов до владык огромной страны, а наоборот, скорее преуменьшает, прячет его за спину Ленина, между тем как факты говорят о другом…

…Итак, Петроград, начало марта 1917 года, охваченная революционным безумием страна. Митинги, ораторы, бесконечные речи, народ ликует, полная свобода партий, слова, всего, чего угодно — гуляй не хочу! Ну, народ-то — он всегда готов погулять, был бы повод, голому собраться — только подпоясаться. А вот кто оказался не готов к долгожданной революции, так это как раз большевики. Не связанные с масонством, не представленные в кругах высокопоставленных заговорщиков, они оказались чужими на этом празднике жизни, несмотря на то что еще без малого двадцать лет назад выкинули лозунг свержения самодержавия. Революция оказалась для них внезапной и застала партию в состоянии полного раздрая. Одни члены ЦК находились за границей, другие — в далекой ссылке. В Петрограде всем руководили трое молодых членов нелегального Русского бюро ЦК — Залуцкий, Молотов и Шляпников. Молотов потом рассказывал о том, как партия большевиков встретила революцию: