Читать книгу - "Чисто римское убийство - Феликс Мирский"

патрону и его другу о результатах своих сегодняшних трудов. Рабыню из дома Сирпика, пострадавшую из-за близкого знакомства с гладиатором звали Гелла. Поговорить с нею самой оказалось невозможно, поскольку сейчас она, вероятнее всего, трудилась на какой-нибудь африканской вилле. Однако, проникшаяся к иудею уважением прачка Лидия, помогла выманить из дома подружку Геллы, горничную по имени Филотида. Та подтвердила, что гладиатор действительно был: мужчина не первой молодости, но крепкий, не хвастун и не пустомеля. Подарил Гелле браслет.

– Его звали Меланхет. Эгнация продала бедную Геллу через несколько дней после того, как застала их вдвоем. В Канун майских ид59, – закончил Иосиф.

– Ты думаешь, это тот самый гладиатор, чье тело нашли в моем саду? Думаешь сначала они хотели проникнуть в дом соседа? – предположил Лоллий, который выглядел обиженным и растерянным одновременно.

– Ничего нельзя исключать. – Петроний рассеяно кивнул и тут же переключил внимание на своего управляющего. – Ты спрашивал свою подружку о том, что могло стать причиной такой суровости по отношению к бедной девушке?

– Это удивляет не только тебя, господин. Филотида сказала, что эта история произвела удручающие впечатление на всех домочадцев. Эгнация всегда отличалась добрым нравом и проявляла снисходительность по отношению к куда более серьезным проступкам. Почти все в доме считают, что хозяйке приняла случившееся слишком близко к сердцу. Даже Сирпик пытался отговорить жену от этого решения, – сказал Иосиф и, после минутного колебания, счел справедливым добавить. – Филотида – весьма разумная и милая девушка. К тому же, обладает редким качеством замечать важное и делать выводы из своих наблюдений. Она отметила, что после той истории у хозяйки испортились отношения с младшим господином: он стал холоден с матерью, а несколько дней назад наговорил грубостей за обедом, расплакался и выбежал из-за стола.

– Мальчики в таком возрасте часто ссорятся с матерями, – Лоллий легкомысленно пожал плечами.

Иосиф бросил на него суровый взгляд и проговорил:

– Почтительные сыновья не дерзят своим матерям. Ни тогда, когда у них пробиваются первые усы, ни тогда, когда выпадают последние волосы. Не зря сказано: наказывай сына каждый вечер: если ты не знаешь, за что, он точно знает. Но Филотида полагает, что у Гая Вария-младшего есть причины сердиться на мать. И что отец об этих причинах ничего не знает.

– Это на нее похоже? – Петроний обратился к Лоллию.

– Что? – Хозяин дома не сразу сообразил в чем смысле вопроса, но сообразив яростно затряс головой. – Нет. Нет. Ничего такого не могу себе даже представить. Если ты думаешь, что хозяйка положила глаз на гладиатора, а соперницу услала прочь, то зря. Я не поклонник соседа, но, если и остались в Риме добродетельные матроны, так Эгнация одна из них.

– Филотида придерживается того же мнения, – согласился Иосиф. – Она решительно отвергла мое предположение о имевшем место прелюбодеянии.

– Тогда что? Что думает твоя подружка?

– Филотида сказала, что в доме обсуждают разные версии. Ни одна из них не показалась мне заслуживающей внимания. Может быть это просто совпадение, – самому Иосифу это предположение не казалось убедительным. – Гелла попалась хозяйке под горячую руку, а мальчик злится на мать из-за каких-нибудь детских обид.

– Нельзя исключать, – протянул всадник, хотя, судя по выражению лица, патрон разделял сомнения вольноотпущенника относительно случайных совпадений.

Глава 11

Дела семейные

Квинт Лоллий не спеша шел по Высокой улице Он старался держаться поближе к краю, где тени от стен и нависающих над ними крон деревьев обеспечивали хотя бы иллюзию защиты от солнца. Хотя Кампания, в которой Лоллий теперь жил, располагалась много южнее Рима, летняя жара там никогда не бывала такой утомительной и изнуряющей, как в Вечном городе. Возможно, причиной этого был более здоровый климат. Возможно, чистый сельский воздух, который не отравляли испарения бесчисленного множества потных тел. Или дело было в том, что Город, с его исполненной самодовольства бестолковой суетой, утомлял сам по себе, вне зависимости от сезона или погоды.

Первые несколько месяцев после переезда Лоллий скучал по дням, проведенным в Риме. Ему не хватало шумного Форума, на котором можно было узнать любые новости: начиная от стоимости вчерашнего обеда Апиция и заканчивая анекдотами о красавице Музе и престарелом Аршакиде60. Он скучал по изобильному удобству римских терм и величественной красоте Марсова поля. Тосковал по роскошным лавочкам Священной улицы, предлагавших пресыщенному покупателю тысячи вещей, в которых ему не было никакой нужды. Когда он жил в Риме, каждый его день казался преисполненным смысла. Но стоило соединить вместе несколько дней, как обнаруживалось, что никакого смысла в них нет и в помине.

Теперь все это осталось в прошлом. Квинт Лоллий превратился в истинного сельского жителя и приучился ценить простые радости простой жизни. Нынче его пугала уже одна только мысль о поездке в Вечный город. О толпах людей, что роятся на улицах, вони Большой клоаки, бесполезных визитах, которые ему предстоит нанести и бессмысленных разговорах, которые придется вынести. Будь у него хоть какой-нибудь выбор, он бы навсегда отказался от поездок в столицу, высасывающих деньги и душевные силы. К сожалению, так уж устроен мир, что, если хочешь добиться в нем успеха, тебе не избежать дорог, которые ведут в Рим. Вот и нынешние его дела были слишком важны и слишком приватны, чтобы их можно было передоверить кому-то другому.

Квинт Лоллий пересек перекресток Высокой улицы и улицы Флоры, когда его обогнали носилки, украшенные тонкой резьбой. Через несколько шагов носилки внезапно остановились. Когда Лоллий поравнялся с ними, тонкая женская рука откинула в сторону расшитый мелким бисером полог.

– Квинт Лоллий Лонгин, как не по-соседски ты спешишь пройти мимо, – выглянувшая из носилок женщина, всегда, сколько знал ее Лоллий-старший, была безупречна. Он ничуть не покривил душой, когда учтиво произнес в ответ:

– Эгнация, прекраснейшая Эгнация. Как сказал бы мой оболтус племянник, клянусь поясом Венеры, ты с каждым годом становишься все краше.

Лоллий-старший изобразил изящный поклон, так точно скопировав манеры жеманных молодых щеголей, что Эгнация не смогла удержаться от улыбки. Однако, тут же нахмурилась и с притворной строгостью сказала:

– Лоллий, оставь свою приторную лесть, которая не к лицу честному сельскому жителю, и садись ко мне. Здесь достаточно места для двоих.

Лоллий посмотрел на носилки, размеры которых позволяли разместить и четырех человек, потом перевел взгляд на свою насквозь пропитавшуюся потом одежду и с сожалением сказал:

– Благородное предложение, Эгнация, но боюсь мое общество, а правильнее сказать, общество моего запаха и моего пота не доставят тебе удовольствия.

– Брось, Лоллий, – хозяйка весело