Читать книгу - "Алиенора Аквитанская. Непокорная королева - Жан Флори"

Итак, казалось, что по договору в Монмирайе Генрих Младший становился наследником всех континентальных владений Плантагенетов, кроме Аквитании — земель Алиеноры, пожалованных Ричарду, за которые он принес оммаж королю Франции. Договор был скреплен очередным брачным проектом между двумя королевскими домами: Ричард был помолвлен с Аэлисой, сестрой Маргариты. На этой встрече присутствовал и Фома Бекет, и какое-то время была надежда, что он помирится с королем Англии, своим бывшим другом, ставшим самым непримиримым его врагом. Но Фома согласился лишь принести королю клятву верности во всем, «за исключением чести, коей он обязан Господу». Такая ограничительная формулировка клятвы вывела Генриха из себя, и Фоме снова пришлось прибегнуть к покровительству короля Людовика. Отныне английскому королю все явственней грозило отлучение от церкви, а его королевству — интердикт.

Пока Алиенора, вероятно, оставалась в Пуатье (у нас нет никаких указаний на ее присутствие в другом месте), Генрих с мечом в руках отправился «умиротворять» Гасконь. В марте 1169 г., когда его десятилетний сын Жоффруа принял оммаж от бретонских вассалов, он все еще находился в Аквитании. Король так и не вернулся к Алиеноре в Пуатье: в августе он появился в Анжере, а затем уехал в Нормандии — в Домфроне он безуспешно встречался с послами папы Римского. Конфликт с Фомой Бекетом продолжался, но к концу года казалось, что он близок к разрешению. 18 ноября Генрих сделал первый шаг: он увиделся на Монмартре с французским королем, прибыв на встречу под предлогом паломничества к мощам Св. Дионисию в Сен-Дени. Короли вели переговоры в присутствии Фомы, и на этот раз примирение должно было состояться, поскольку Генрих не стал требовать от Бекета клятвы безоговорочной верности. Но когда архиепископ попросил короля обменяться с ним поцелуем мира, жестом ярко символическим, тот отказался — под предлогом того, что он когда-то публично поклялся никогда не делать этого. Фома настаивал и конфликт возобновился — к великому сожалению Плантагенета, желающего миропомазать и короновать на трон Англии своего сына Генриха Младшего. Ведь миропомазание и коронование, согласно обычаю, были прерогативой архиепископа Кентерберийского, примаса Англии. К тому же Генрих II должен был действовать как можно скорее, пока интердикт не был наложен на королевство. Тогда король попытался изолировать Бекета от его сторонников в Англии и добиться того, чтобы Генриха Младшего короновал соперник Фомы, архиепископ Йоркский. На Рождество 1169 г. король вместе с сыном Жоффруа собирал свой двор в Нанте. Присутствовала ли на празднестве Алиенора? Возможно, но ничто этого не доказывает.

Действительно, о деятельности Алиеноры на протяжении всего этого года почти ничего не известно. Считается, что именно в это время она обзавелась собственным двором в Пуатье, окружила себя трубадурами, поэтами и просвещенными людьми, чтобы вокруг нее царили «куртуазные нравы», и покровительствовала искусствам и словесности; она учредила «суды любви», на которых она вместе с дочерью Марией, опираясь на свою власть и свой опыт, выносила приговоры, основываясь на правилах куртуазной любви, о которой столько говорилось в кансонах, лэ и романах того времени. Если верить Андрею Капеллану, поведавшему нам о них (или их выдумавшему?), один из таких приговоров основан на следующем постулате: любовь в супружеском союзе невозможна, ибо брак — это принуждение. Следовательно, любовь может быть только прелюбодеянием. Легенда об Алиеноре во многом основывается на рассказах об этом пуатевинском дворе, хозяйка которого, опираясь на любовный опыт прошлого — личный и своего деда Гильома Трубадура, — способствовала проникновению куртуазных нравов в литературу, нравы и психологию. Сегодня мало кто верит в существование «судов любви»: присутствие в то время при пуатевинском дворе Марии Шампанской считается крайне маловероятным^[194], а само свидетельство Андрея Капеллана — очень спорным. Не менее спорным, как мы увидим далее^[195], оказывается и покровительство Алиеноры в области искусств и литературы. Эту гипотезу необходимо было «демифологизировать», однако возможно и то, что некоторые исследователи зашли в этом стремлении слишком далеко. Остается лишь тщательно изучить связи Алиеноры с куртуазной и рыцарской литературой, в которой можно найти немало аналогий с королевой, и сложно считать их случайными. Во второй части книги мы еще вернемся к этому вопросу.

Помимо этого, историков интересует поведение Алиеноры в роли матери. Находились ли ее дети, особенно младшие, вместе с ней при дворе Пуатье? Не забросила ли их Алиенора в угоду собственным политическим амбициям? Период 1169–1173 гг., по общему мнению, был решающим временем в ее взаимоотношениях со своими детьми, особенно с сыновьями. До сего времени Генрих II и Алиенора вели отнюдь не оседлый образ жизни: они постоянно находились в движении, перемещаясь от замка к замку, не раз пересекая Ламанш. Алиенора отправлялась в путь с одним или двумя своими детьми, но никогда не брала с собой все семейство. Что же произошло после 1169 г.? Прежде всего отметим, что Алиенора не «осела» в Пуатье: она по-прежнему проводила много времени в поездках по Аквитании, Анжу или Нормандии^[196]. Конечно, в этот период с ней чаще, чем когда-либо, были ее дети: так обстояло дело (по крайней мере, от случая к случаю) с Генрихом Младшим и Жоффруа с их женами и невестами. В период с 1168 по 1172 гг. Алиенора доверила воспитание своих младших детей, Иоанна и его сестры Жанны, монахиням Фонтевро. Какие «негативные» последствия могли проистекать из такого отношения этой супружеской четы к своим детям?

Напомним, что обычной практикой в аристократических семействах было доверять детей кормилицам, женить их в юном возрасте и отдавать их под охрану в семьи их будущих свойственников. Чаще всего в союзные семьи для воспитания отправлялись сыновья. Конечно, такое преждевременное удаление из семьи не соответствует современным нормам семейной и детской педагогики или психологии, но в то время оно было принято повсеместно, а потому не стоит ставить его в упрек Алиеноре. А. Р. Браун считает, что подобная эмоциональная изоляция, возникавшая чаще всего вследствие политических амбиций родителей, могло оказать гибельное воздействие на формирование личности Жанны и главным образом Иоанна. Именно этим и можно было бы объяснить его переменчивый нрав, склонность к паранойе, моральный оппортунизм и т. д.^[197]