Читать книгу - "Россия и становление сербской государственности (1812-1856) - Елена Кудрявцева"

Российское правительство наконец пришло к выводу о необходимости учреждения своего собственного консульства в Сербии. С начала 1837 г. глава российского МИД К. В. Нессельроде несколько раз входил к императору с докладом о настоятельной необходимости для России иметь своего представителя непосредственно в Сербии. Для этой миссии был выбран надворный советник Герасим Васильевич Ващенко, исполнявший до этого должность консула в Орсове. Задачей его, по мнению Нессельроде, должно было стать «постоянное наблюдение за точным исполнением со стороны князя Милоша всего обещанного им князю Долгорукову»^[268]. Это предложение получило одобрение императора, но вопрос был решен не сразу. Уже в апреле того же года Нессельроде вновь докладывал Николаю I о том, что обстановка в княжестве требует присутствия там «постоянного консульского поста по примеру Австрии и Англии»^[269]. Причем поскольку англичанин имеет звание генерального консула, то и российский представитель не может ему в этом уступить.

Г. В. Ващенко прибыл в Белград 22 февраля 1838 г. Еще до своего приезда он поддерживал постоянную связь с деятелями сербской оппозиции. В связи с его приездом в Сербию Р. Люшич сделал следующее интересное замечание: на протяжении многих лет Милош ставил перед российскими властями вопрос о присылке в Белград консула России. Его помощь была нужна сербскому князю для оказания давления на Порту в деле освобождения от чрезмерной регламентации княжеской власти. После получения от Порты соответствующих документов Милош не возобновляет предложения об открытии консульства, по скольку в нем теперь больше нуждалась оппозиция, искавшая поддержки России именно в вопросе ограничения княжеских прерогатив^[270]. Неудивительно, что Ващенко не встретил радушного приема князя, на который, казалось бы, мог рассчитывать представитель России. Милош видел в русском консуле человека, призванного установить наблюдение за его деятельностью. О доверительных отношениях между ними не было и речи: Милош подозревал, что консульство станет центром, вокруг которого могут объединиться все оппозиционные ему силы Сербии. Ващенко, в свою очередь, также не слишком уважительно относился к «разным глупостям нашего чудака, который не может быть покоен, если не выдумает чего на свой лад, если не поссорит кого-нибудь или сам не поссорится с кем-нибудь»^[271].

Российское консульство стало местом паломничества противников Милоша. Вожди оппозиции постоянно жаловались на его неправомерные действия, на лицемерие по отношению к России. После отъезда князя Долгорукого из Белграда Петрониевич сообщал Бутеневу, что все обещания Милоша, данные им российскому представителю, были тотчас же забыты: «Я… боюсь, чтобы князь наш с дурачествами его не произвел что худого. Да и что не может сделать человек, который в один день переменяет двадцать форм жизненной своей системы»^[272]. Члены белградского суда Т. Вучич-Перишич, Голуб Петрович, Лука Лазаревич были обеспокоены явными симпатиями Милоша по отношению к английскому консулу: «Поступки князя нашего крайне пагубны для спокойствия и благосостояния Отечества нашего и, без сомнения, не соответствуют видам великодушной покровительницы нашей России»^[273].

Борьба за принятие нового Устава обострилась в 1837–1838 гг. После отъезда князя Долгорукого Милош Обренович должен был издать такой указ, который удовлетворил бы Россию и включил в себя все пункты «базисного» документа, переданного князю еще летом 1836 г. В октябре 1837 г. белградская газета опубликовала «Указ нашему Совету», в котором определялись основные положения нового документа. В Уставе должны были появиться положения о неприкосновенности личности и собственности, свободе торговли, отмене кулука, сохранении работ на чиновников и старейшин только на условиях найма^[274]. Примечательно, что появление «Указа» английский консул ставил в заслугу себе, имея в виду личные отношения с Милошем, которые он сумел установить. Он сообщал Пальмерстону: «В настоящий момент я имею честь уверить Вас, что английское влияние быстро растет в Сербии»^[275].

Еще в 1835 г. после отмены Сретенского Устава Рикман внес в этот документ свои исправления для его возможной доработки в будущем. В частности, замечания касались статей о развитии внутренней торговли и промышленности. Уже тогда Рикман отмечал, что Милош ведет обширную торговлю и характеризовал его как «первого капиталиста Сербии»^[276]. Монополизировав многие виды торговли, он препятствовал ее свободному развитию в княжестве. Критиковал Рикман и статью, касавшуюся системы образования. Меры, предложенные Уставом в этой области, казались ему недостаточными. «Народ сербский имеет крайнюю надобность в образовании, от невежественного его состояния проистекают не только грубость нравов, но и самое неустройство края», – считал Рикман^[277]. Будучи неграмотным, Милош, по выражению российского представителя, «совершенно чуждался просвещения» и даже сыновей своих обучал весьма небрежно. Тщеславие Милоша, казалось бы, удовлетворенное получением прав наследственного княжения, нашло новое выражение в стремлении приобрести титул «светлости». «Отказать ему в этом титуле значило бы поколебать наше влияние», – заключает Рикман, не замечая, что оно к тому времени уже было в значительной степени утрачено как вследствие внутренних событий, так и в результате вмешательства в русско-сербские отношения третьих стран.

Поскольку работа над Уставом продолжалась, Милош, не имея возможности противостоять этому, попытался извлечь из нового законодательства максимум личных выгод. Князь пригласил из Австрии двух юристов – В. Лазаревича и Й. Хаджича^[278]. Они должны были выработать новые законы для княжества, причем Милош в специальном послании высказал им свои требования в этой области. Проект Устава, над которым трудились Лазаревич и Хаджич, провозглашал: «Сербия есть княжество, во внутреннем правлении своем свободное»^[279]. Князь должен управлять всеми внутренними делами наряду с учреждаемым княжеским Советом. Скупщина остается традиционным органом народного представительства. Пытаясь взять под контроль разработку Устава, российский кабинет претворял в жизнь свои планы по устройству княжества. По замечанию И. С. Достян, Устав должен был регламентировать лишь административную жизнь Сербии, исключив все статьи политического характера^[280]. Но сугубо административная реформа не могла удовлетворить старейшин, которые ждали преобразований во властных структурах. Члены Совета – Ефрем Обренович, Стефан Стефанович, Илья Милутинович, Лазарь Феодорович, Миленко Радойкович и Павел Станишич направили Ващенко письмо, в котором изложили свои претензии к Милошу. «Для князя нашего нет ничего священного: присяга его в соблюдение Устава 1835 г., словесное его обещание князю Долгорукому в 1837 году и самый указ его того же года, также и письменное обещание императорскому министерству об установлении в Сербии законного порядка – все нарушено князем Милошем», – жаловались сенаторы^[281]. Они указывали на то, что князь отдает предпочтение советам английского консула, а переписка его с английским представителем в Константинополе ведется с явным нарушением таможенных законов, не проходя необходимых карантинных мер. Сенаторы свидетельствовали о следующих злоупотреблениях князя: «Сербские старейшины без всякой надобности сменяются либо перемещаются из одного места в другое, а люди неспособные возводятся на степени, коих не заслуживают; преданные покровительнице России – угнетаются и бывают преследуемы князем; народная казна… растрачивается… князь ведет явную и тайную переписку с английскими агентами… духовенству препятствует князь в отправлении церковных и консисториальных действий… карантинные правила и законы князь сам нарушает»^[282].