Читать книгу - "Повседневная жизнь старообрядцев - Кирилл Кожурин"

Выговская киновия разрасталась. Теперь Андрею Дионисьевичу всё чаще по различным общежительским нуждам приходилось иметь дело с чиновниками и светскими властями. Он был знаком и пользовался расположением приказчика Повенецкого завода Г. Традела, начальника всех заводов А.С. Чоглокова, а позже и коменданта В.И. Геннина. Во время заключения своего младшего брата Симеона Дионисьевича в новгородской тюрьме (1713–1717), когда угроза нависла не только над братом, но и над всей Выговской пустыней, Андрею Дионисьевичу пришлось изрядно похлопотать и в столице, и в Новгороде, так что в это время он почти не жил на Выге.

Доводилось Андрею Дионисьевичу общаться и с высокими особами. При нём сложилась практика поднесения высоким лицам (в том числе императору Петру I и царице Прасковье Феодоровне во время их приездов на Марциальные воды) «писем и гостинцев». В качестве «гостинцев» обычно преподносились олени и птицы (как живые, так и стреляные), лошади, а также (в соответствии с духом времени) «морские курьозы» для частных кунсткамер. Достаточно близкие и тёплые отношения сложились у Андрея Дионисьевича с царицей Прасковьей Феодоровной. Вдова царя Ивана V Алексеевича царица Прасковья как-то случайно узнала от одного из строителей её нового московского дворца (олонецкого старовера) об Андрее Дионисьевиче и о его умении толковать Священное Писание. Царица Прасковья Феодоровна происходила из рода Салтыковых, тесно связанного со старообрядчеством. Воспитанная ещё в традициях старого московского благочестия, она была женщиной очень доброй и набожной. Царица Прасковья не пропускала ни одной церковной службы, участвовала в крестных ходах, посещала монастыри и делала в них вклады, раздавала милостыню нищей братии и колодникам. При дворе её всегда во множестве жили разные богомольцы и юродивые, призревались вдовы, сироты и странники. Это не могло не раздражать Петра I, который с неприязнью говорил о ней: «Двор невестки — госпиталь уродов, ханжей и пустосвятов».

Случилось и самому Денисову в ту пору быть в Москве. Царица велела передать выговскому киновиарху, чтобы он безбоязненно пришёл к ней во дворец. Через некоторое время Денисов был представлен царице, которая начала спрашивать его о роде, местожительстве и цели пребывания в городе. На это он «толь сладостно, и толь благоучтиво и премудро отвеща, яко учини себе весма царской оной высокой особе, в великую привести милость».

После продолжительного разговора царица Прасковья приказала принести старопечатные книги (Кормчую, Кирилла Иерусалимского, Ефрема Сирина и другие) и просила Андрея Дионисьевича читать отдельные места из этих книг с толкованием. В течение многих часов она вместе со своими дочерьми (среди которых была будущая императрица Анна Иоанновна) слушала «сладкие словеса» поморского философа. «Недоуменное же что им, разрешаше риторственно пространнейшим толкованием, благоразумнейший отец, и зело сладкоречением своим внимательных их учиняше». С тех пор Андрей Дионисьевич стал часто бывать во дворце, читая царице древние книги и растолковывая непонятные места. А когда он отправился назад на Выг, царица хотела пожертвовать на нужды общежительства хлеб из собственных хранилищ, однако Андрей от хлеба отказался, сославшись на дальность пути и дороговизну перевозки. Тогда царица, у которой наличных денег было не так много, пожертвовала на нужды киновии сто рублей.

Впоследствии царица Прасковья Феодоровна продолжала оказывать благодеяния Выговскому общежительству. Об этом свидетельствует её переписка с Андреем Дионисьевичем. В свою очередь, выговцы присылали в подарок царице живых оленей и других редких животных. Вот одно из писем Прасковьи Феодоровны: «Андрей Дионисьевичь. Благодарна за вашу любовь что прислали ко мне от еленей, и паки благодарствую, и впредь прошу о лебедях и о журавлях, буде можно промыслить. Да послала я к вам денег пятьдесять рублев в милостыню. При сем царица Парасковия».

Приезжая с царевнами на Марциальные воды, царица Прасковья не раз вызывала к себе из пустыни Андрея Дионисьевича, проводя с ним в беседах многие часы, причём во всё время её пребывания на водах он вынужден был жить на Петровских Заводах, никуда не отлучаясь. Однако он понимал, что проводит время не впустую. Его беседы с царицей и царевнами не прошли впустую. Впоследствии, когда одна из дочерей царицы Прасковьи — Анна Иоанновна — стала русской императрицей, на поклон к ней от всей Выговской пустыни приехал стряпчий Стахий Осипович. Когда выговского посланца допустили до императрицы, она, взглянув на него, спросила: «Не ты ли, старичок, часто похаживал к покойной матушке моей Парасковии Феодоровне и книги читовал?» На это Стахий Осипович отвечал, что не он, но их настоятель Андрей Дионисьевич. Тогда Анна Иоанновна сказала: «Я помню его: ибо часто видывала ещё в девицах у матушки». Всё это она произнесла «весма приятным видом и весёлым гласом при многих господах».

Случилось тут быть и одному архиерею господствующей церкви, который в присутствии императрицы попытался спровоцировать выговского посланника. «Почему, — спросил архиерей, — вы раскол с нами учиняете?» Стахий спокойным голосом отвечал: «Мы не учиняем расколу никакого: но точию (только. — К.К.) молимся Богу по древлепечатным книгам». На это архиерей надменно произнёс: «Да какие старопечатные у вас книги? Что врёшь? Книги все есть одни». Здесь уже не выдержала императрица Анна. «Никак ты архиерей, — сказала она, — и старинных книг не знаешь, а в спор входишь. Есть старопечатные книги те, которые при первых царях печатаны: и сих у покойной матушки моей много было. Я сама видала и читывала, из коих одна псалтырь и теперь есть у меня в кабинете: в ней же напечатано креститься двумя перстами — так, как они крестятся». И при этом она указала на Стахия с товарищем. Архиерей же, как повествует Житие Андрея Дионисьевича, «весма обробел, и великом от оного постыждения не знал, что более и говорить: но немы быша, по писанию уста его». Императрица Анна изволила пожаловать выговцев деньгами и платьем и отпустила их с миром. Известно было также 18 писем императрицы Андрею Дионисьевичу.

Несмотря на огромный груз хозяйственных и организационных забот, который ложился на плечи выговского киновиарха, а также на постоянную необходимость иметь дело с различными представителями светской власти, с «мирскими» людьми, волей-неволей предаваться мирской суете, — не забывал Андрей Дионисьевич и о духовном делании. Сохранились удивительные свидетельства о его ревности к непрестанной молитве. «Никогда же убо преклоняшеся в леность к молитве, — повествует автор его Жития, — аще бы и много предписанными трудами когда бы и отягощен, всегда бо по уставной службе, преданной от церкви всякому боголюбивейшему иноку и христианину творити, еще же и на всяк день в келии своей каноны глаголаше: Исусу сладчайшему, акафисту Пресвятей Богородицы, и Ангелу хранителю. К сему же и нощное келейное правило поклонами неотложно повсегда исполняше».^[83]

Столь большое молитвенное правило, которое Андрей Дионисьевич выполнял неизменно, даже находясь в дальних путешествиях или после тяжёлых работ, никогда не было ему в тягость, поскольку на молитве он отдыхал душой. «Самое свойственное мняшеся быти упокоение, еже умныма и телесныма очима присно зрети на превысочайшее всетворителное Божие существо: и всегда поминати сладчайшее Божие имя…» К молитвенному правилу присоединялось ежедневное чтение Священного Писания. Многие места из Ветхого и Нового Заветов Андрей Дионисьевич знал наизусть и при случае мог свободно цитировать.