Читать книгу - "Дева Баттермира - Мелвин Брэгг"

— Время у вас есть?

С одной стороны, Хоуп даже обрадовался такому внезапному вмешательству — он с суеверным ужасом осознал, что если вдруг по собственной воле решит уйти из этого чудесного места, то прекрасное состояние покинет его, и тогда он станет точно человек без тени. Вопрос повторился, правда, на сей раз уже в более вежливой форме.

— Время у вас есть, сэр?

Даже имей я его сколь угодно, подумал Хоуп, однако подобный вопрос, относительно времени, звучит просто неприлично…

— И что ты намерен с ним делать? — надменно поинтересовался Хоуп, давая отпор подобной наглости.

Харрисон захлопнул рот, будто ему со всего маху врезали в челюсть. «Будь проклята эта щегольская одежда!» — мысленно выругался Хоуп. В его теперешнем обличье, ему следует весьма и весьма тщательно следить за словами, ибо любая, необдуманно брошенная фраза может нанести собеседнику незаслуженную обиду. Он достал из кармашка золотые часы и уже куда более доброжелательно сообщил:

— Двадцать пять минут третьего.

Молодой человек кивнул и собрался было отправиться дальше своим путем, однако Джону хотелось во что бы то ни стало сгладить свое высокомерие.

— Тяжело работать в каменоломнях?

— А вы-то почем знаете, что я там работаю?

— Пыль на одежде: если бы ты работал на ферме, то был бы заляпан грязью.

— Вскорости я уже на ферму вернусь, слава Господу.

— Я собирался покурить, — солгал Хоуп. — Не хочешь ли попробовать моего табачку? — Он протянул кожаный кисет. Молодой человек глянул на него так, словно мешочек мог его укусить.

— Да я и сам подумывал посмолить, — сказал он, не отрывая пристального взгляда от кисета, — коль выдастся свободная минутка.

— И что, выдалась?

Молодой человек кивнул и взял кисет. Старательно обтерев шероховатую глиняную трубку о собственные штаны, парень осторожно набрал в нее табаку, правда, надо отдать ему должное, из чистой вежливости взял совсем чуть-чуть.

— Набей дополна, — предложил Хоуп. — Нам тут двоим за глаза хватит. Нет ничего лучше неторопливой беседы за хорошей трубкой. Сделай одолжение, набей трубку. — Благожелательность полковника и в самом деле возымела действие: молодой человек зачерпнул табак полной мерой. — Мы можем присесть на камни, — Хоуп указал на выступающий плоский валун, — и полюбоваться озером.

— Я не из тех, кто любуется всем этим, — заметил Харри-сон, и в душе Хоуп ощутил неподдельную симпатию к этому парню.

— А как же красота природы? — воскликнул он, играя и одновременно слегка высмеивая свою роль путешественника по Озерному краю.

— Я больше смотрю на другую красоту, — ответил молодой человек и удобно расположился на камне, спиной опершись на дернистый склон.

— Так вот почему ты предпринял такое путешествие?

— Можно и так сказать.

— Женщины — источник всех наших деяний, — заключил Хоуп, лихорадочно делая одну затяжку за другой и завидуя, с какой легкостью и быстротой молодой человек раскурил свою трубку и теперь неспешно попыхивал ею в свое удовольствие.

— Ничего такого я не знаю, — послышался ответ.

Хоупу снова пришлось самым тщательным образом раскурить трубку, озираясь по сторонам и ловя ветер, но день был на редкость спокойным. Харрисон по-прежнему не спускал внимательного взгляда со странного джентльмена, однако же заметил две лодки на поверхности озера — в одной, судя по бурным всплескам, поймали щуку. Еще он улавливал доносившийся со стороны леса перестук топоров, приметил стада на берегу озера Краммокуотер со стороны Скейл-Форс и даже пару ласточек, порхавших над водой. Все это и множество других впечатлений сложились в его сознании в единую впечатляющую картину мира, в которой Хоупу, все еще сражавшемуся со своей нераскуренной трубкой, не было места.

— И куда же ты направляешься?

— Домой.

— А где находится твой дом?

— Вон там… местечко называется Калдбек. — Молодой человек помолчал, а затем, словно расщедрившись, добавил еще одно предложение: — За Кесвиком, это окраина Карлайла.

— Карлайла… — Трубка Хоупа снова потухла, и он решил оставить ее в покое.

— Самый лучший табачок, который я курил с тех пор, как мне выдрали зубы, — заметил молодой человек уже более весело. — Совсем не мог курить, сильно боялся, что вовсе раскрошатся. С того дня у моего рта словно новая жизнь началась. Два настоящих мучителя — нижние задние. — Он пошире разинул

рот, и стало ясно, что ему не терпится рассказать о своих зубах, но Хоуп был настроен на более философские темы.

— Тебе нравится твоя работа на руднике?

— Каменоломня? Да никому бы не понравилась. Неграм на плантациях и того лучше. — Вынутая было трубка снова отправилась в рот, и, как успел заметить Хоуп, она продолжала исправно дымить.

— Вот почему ты направляешься домой?

— Да можно и так сказать.

— Я согласен с тобой, в нашей стране и правда существует рабство. И многие другие бы согласились. Мой друг Том Пейн… Меня даже ранило, — он поднял искалеченную руку, — когда я сражался на его стороне за свободу наших американских братьев… он писал и сражался за свободу Америки во Франции и здесь, в своей родной стране. Где же он до сих пор сеет свои семена? Здесь! Здесь, на родине. Кто может считать себя свободным в этой стране после судебных разбирательств по поводу государственной измены[28], за которую упекают за решетку и оставляют гнить…

Молодой человек наблюдал за ним весьма настороженно, ожидая лишь подходящего момента улизнуть. Только джентльмену и пристало рассуждать по поводу правосудия, Франции и Тома Пейна. Если Харрисону и приходило в голову разглагольствовать на подобные темы, то уж он-то со всем тщанием следил за тем, чтобы никого поблизости не оказалось. Доведись ему хоть раз кивнуть в знак одобрения подобных крамольных идей, и на его голову обрушатся все невзгоды мира. Постепенно его настороженность переросла в беспокойство — он с самого начала должен был заподозрить неладное: не слишком богато одетый джентльмен предлагает ему набить трубку отменным табаком прямо посреди дороги… его беспокойство стало медленно, но верно перерастать в панику, он быстро загасил трубку. Теперь джентльмен принялся нападать на мистера Питта, обозвав его исчадьем ада, страшней самого дьявола. Затем начал костерить парламент, который оказался слишком уж безвольным и не оказал премьер-министру никакого сопротивления. И в конечном итоге разбушевался по поводу законов, конституции, короля, правда, надо признать, ярость эта была столь прекрасной и красноречивой, что выдавала в нем хорошего оратора…

— Боже, храни короля! — пробормотал молодой человек как заклинание, вскочив на ноги. — Только это я и могу вам сказать. — И повторил, чтобы услышали все в округе — овцы, козы, ласточки, лодки и облака: — Боже, храни короля! А теперь я пойду своим путем, сэр, и спасибо вам, премного благодарен.