Читать книгу - "Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина"

я всегда была raisonneur de profession – резонер по роду занятий, хотя с бредом».

* * *

Три подруги-наперсницы Екатерины Алексеевны находились в Галерее драгоценностей Императорского Эрмитажа, в который раз рассматривая витрины, хранящие императорские регалии и некоторые бесценные вещи, кои выставлялись придворными ювелирами на продажу. Подруги желали выбрать к новогоднему празднику подарки из брильянтов. Им помогала смотрительница драгоценностей, хранимых в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца, камер-фрау Анна Константиновна Скороходова. Именно у нее хранились ключи от витрин, где находились императорские регалии и другие ценности. Алмазная комната в личных покоях императрицы играла роль своего рода выставочного зала, где ювелиры выставляли свои изделия. К вещам прикреплялись ярлычки с именем поставщика и ценой. Императрица и приближенные приходили и отбирали то, что им нравилось.

– Какая краса! – говорила с восхищением Протасова, рассматривая драгоценные изделия, близко наклонившись над короной императрицы.

– Слышала, во всем свете краше и богаче русской короны нет нигде, – заметила с гордостью Брюсша.

– Так и царицы таковой, как наша Екатерина Алексеевна, нигде не найти, – заявила с не меньшей гордостью Перекусихина.

– И скипетр изумителен, – сказала Королева, перейдя к другой витрине. – Особливо он будет хорош после того, как закрепят на наконечник, как того желает государыня, Орловский алмаз, коий подарил мой братец, князь Григорий Григорьевич императрице. Зрите, как хорош!

Все обратили свои глаза на большой и объемный сияющий алмаз желтоватого цвета.

– Да, такового точно во всем свете более нет, – заметила со вздохом Брюсша. – Никто таких подарков своему монарху, небось, не в состоянии подарить, а вот Светлейший князь Орлов смог. Купил его у богатого армянского купца Лазарева.

– Но, не смог князь умаслить сим алмазом Ея Величество, – сказала Перекусихина. Протасова поморщилась, но перевела разговор:

– Да и Держава хороша! – заметила она, склонившись над ней.

– Внушительная, – сказала камер-фрау Скороходова.

– Вестимо, тяжелая. Каково государыне нести тяжесть короны, державы и скипетра! – покачав головой, заметила Мария Саввишна.

– На то она и государыня, – сказала Протасова. – Не так тяжело нести сии регалии, коли сравнивать с тяжестью управления нашим огромным государством.

– И то правда! Оную тяжесть выдерживает токмо наша императрица, ибо имеет большую силу разума, – молвила с благоговением Перекусихина.

– Вот посмотрите на новую брошь и брильянтовые серьги, – показала Скороходова на небольшую витрину, – и цена не большая.

– Ахти, каковая прелесть! – воскликнула Брюсша. Прижав обе руки к груди, она безотрывно рассматривала игру брильянтового сияния, смешанного с александритами, рубинами и другими камнями.

Все трое они наперебой перебирали брильянтовые красоты с полчаса. Выбрав по одной вещице, они с неохотой направились к выходу.

– Какие богатства находятся здесь в одном месте! – сказала Брюсша. – Императрица доверяет их особливо проверенным людям.

– А были же здесь прежние, проворовались, их за руку-то и поймали, – сказала Скороходова.

– Помню, помню, – отозвалась Протасова, – при мне схватили вора.

– Кто ж те, супостаты, кои грабить сокровища императрицы не страшатся? – с удивлением полюбопытствовала Перекусихина.

– Капитан-поручик Преображенского полка, Семен Хвостов и поручик Семеновского полка Петр… Не помню фамилии. Вот уже и память стала изменять!

– Ах ты, Господи, Боже Ты мой! – запричитала Перекусихина, поднимая глаза к небу. – Как слаб человек!

Записки императрицы:

Князь Григорий Григорьевич Орлов с октября месяца отпущен за границу для излечения болезни на два года.

* * *

После вечера в Эрмитаже, в покои императрицы вернулись с Екатериной Алексеевной Григорий Потемкин, Лев Нарышкин, Марья Саввишна Перекусихина, Анна Протасова, Прасковья Брюс. Оглядывая своих приближенных, рассаживающихся в кресла, Екатерина вдруг вспомнила своего друга Строганова:

– Знатно проводит время граф Строганов в Париже со своей молодой женой. Не хватает на наших вечерах его остроумия. Сказывают, они скоро будут назад…

Все посмотрели на Григория Потемкина. Тот молчал, сделав вид, что думает о своем. Графиня Брюс весело хохотнула:

– Ох, а мне хватает таких насмешников, как Левуша Александрович и Григорий Александрович!

– Не скажи, графинюшка, Строгановские остроты были особливые, – изрекла поперек Перекусихина.

Нарышкин, намеренно выпятив губу, намеренно обиженно пробубнил:

– Марья Саввишна, пошто нас с графом Григорием Александровичем обижаете?

Перекусихина махнула на него рукой: – Господь с тобой, кто ж вас обижает!

Екатерина слушала сию перепалку с улыбкой: она не ложно ценила действительного тайного советника и сенатора Александра Строганова. Граф при ней был одним из ее постоянных собеседников и даже партнеров в карточных играх. Он сопровождал ее в прогулках и путешествиях. Екатерина ценила его не токмо за его остроумие, но, как человека, совершенно независимого и равнодушного к служебной карьере, державшегося непринужденно, свободно, без лести ко всем, в том числе, и с ней, императрицей.

Видя, что Григорий явно недоволен ее замечанием о строгановском остроумии, дабы сменить разговор, она заметила:

– Удивительно, что главные насмешники империи, являются и главными богатеями страны, паче того, они являются, в то же самое время, первыми разорителями своих богатств. Что делает сейчас Строганов? – задала она вопрос и тут же ответила: – Прожигает свое состояние в чужой стране.

Протасова оживилась:

– А граф Нарышкин! Помните, за какие деньги он учинил праздник после Чесменской победы? Триста тысяч рублев! Уму непостижимо!

Потемкин презрительно шевельнул свои губы:

– Поподробнее, господа. Сей момент я упустил, понеже был в армии, – он обернулся к Нарышкину и подмигнул улыбающемуся Левушке.

Протасова, поправив локон в красивой прическе, весело оглядев компанию, промолвила:

– А что ж, граф Григорий Александрович, и не рассказать? С нашим удовольствием, да и все, кто там был, мне помогут. Так вот: хотя война еще не окончилась, как сей час помню тот июльский день два года назад. Лев Александрович Нарышкин прислал посыльного с всеподданнейшей просьбой к государыне Екатерине Алексеевне удостоить Высочайшим присутствием своим его приморский дом, именуемый Левендаль.

Екатерина с улыбкой вставила:

– Мне еще раньше Левушка доложил, что в роще предназначил он быть маскераду и представлению увеселительных огней. На что, получив от меня благоволение, он старался заблаговременно пригласить чрез билеты, как чужестранных министров и знатных особ обоего пола, так и именитое купечество.

Весело улыбающаяся своему фавориту, Екатерина милостивым жестом показала Протасовой продолжать. Анна бойко и быстро вспоминала:

– Так вот, как нам сказывали, уже к трем часам пополудни как благородство, так и гражданство в великом множестве начали собираться. Гуляя между деревьев, она с приятностию, взирали на дома и беседки, по вкусу и образцу китайцев состроенные. Некоторые осматривали места, с насаженными всякого рода цветами, кустами, иные восхищались изгибистым течением речки, живописными островками, густотой леса. Между тем при наступлении семи часов изволили прибыть из Петербурга императрица с его Высочеством Павлом Петровичем и со всего двора своего свитою, где находились и мы.