Читать книгу - "Тёмный путь - Николай Петрович Вагнер"

Мы приехали первые. Но противники скакали за нами следом, с колокольчиками, в небольшой каретке, четверней.

Мы оставили экипажи на опушке леса, а сами пошли вглубь, на небольшую прогалинку. Груздилкин подошел и поздоровался с нами. С князем был маленький уланский полковой доктор Гринг.

Груздилкин с Порхуновым отошли от меня и начали мерить шаги. Отмерив, Груздилкин воткнул саблю в землю на барьере, а Порхунов – палку, и, открыв ящик с пистолетами, вынул один пистолет и начал заряжать. Груздилкин подошел к нему, взял другой пистолет и тоже начал заряжать. Тогда я в первый раз взглянул на Бархаева. Он был худ, желт. На голове его была черная повязка. Он сосредоточенно, злобно сжав губы, смотрел на меня.

– Господа! – сказал Порхунов. – Оружие готово. Но прежде чем прибегнуть к нему, я обращаюсь к вам с предложением помириться…

– Мы не ссорились, – перебил его резко и сухо Бархаев. – Но если господин Олинский согласится при всех признаться, что он поступил как мальчишка, которому многое можно простить по его молодости…

– Довольно! – закричал я и почувствовал, как вся кровь бросилась мне в голову. – Порхунов! Дай мне пистолет, скорее! – И я протянул руку.

– По местам, господа! – закричал Груздилкин. – Стрелять на ходу!

Бархаев взял пистолет, помахал им и размял ноги, как будто сбирался пустить шаром в кегли. Потом, не поднимая пистолета, он медленно начал подходить ко мне.

Я тоже пошел к нему. «В голову или в сердце?» – подумал я.

В это время Бархаев, пройдя два-три шага, вдруг с размаху, остановился и вскинул пистолет… В то же мгновение я выстрелил.

ХСVIII

Когда разнесся дым, то я увидел, что Бархаев что-то бормотал и отчаянно махал правой рукой, из которой кровь бежала тоненькой струйкой. Доктор и Груздилкин тщетно старались овладеть этой рукой. Наконец это им удалось, и доктор быстро начал ее перевязывать.

– Дуэль продолжается! – прокричал Груздилкин. – Извольте встать к барьеру!

Порхунов подбежал ко мне.

– Ты встань боком, боком – вот так… а пистолетом… – Но я тихонько оттолкнул его.

– Не надо – сказал я… – Все равно, убьет так убьет.

Порхунов с удивлением посмотрел на меня и отошел в сторону.

Бархаев взял пистолет в левую руку, а правую, перевязанную, крепко прижал к груди. Он как-то странно сморщил все лицо, закусил нижнюю губу и сосредоточенно, злобно щурясь и мигая, смотря прямо на меня, подошел к самому барьеру. Пять шагов разделяло нас.

Он быстро поднял пистолет и начал целиться, но рука его сильно дрожала.

«Промахнется, каналья, не попадет!» – подумал я.

Но только что эта успокоительная мысль промелькнула у меня в голове, как выстрел громко хлопнул где-то у меня позади, как мне показалось, и в то же самое мгновение меня что-то обожгло в левую сторону груди.

– Он, кажется, попал! – хотел я закричать Порхунову, но в то же самое время что-то сильно толкнуло меня в спину, а Порхунов, Груздилкин и доктор все с страшным криком набросились на меня и начали качать и класть меня прямо в лодку, которая быстро, мерно качалась на шумных волнах…

Порой мне казалось, что я где-то лежу на постели и грудь мою пилят с страшной болью. И эта боль не прекращается. Она, как волна, то утихает, падает, то снова поднимается.

Порой мне казалась, что на груди у меня лежит Сара, холодная, злобная и громко стонет… Тише, тише – совсем перестала.

Я открыл глаза.

ХСIХ

Передо мною опять занавешенная комната, тускло освещенная лампочкой. Но какая? Где? Я не мог понять.

Подле моей кровати сидел Порхунов и читал книгу.

– Порхунов? – тихо позвал я… – Где Сара?

– Какая Сара? Спи! Всего только четыре часа. Еще нет даже четырех. – И он посмотрел на часы.

Но мне при его словах не только ясно представилось, что Сара была здесь, в этой комнате, но мне даже неясно вспомнилось, что она здесь что-то читала или писала.

– Порхунов? Что она написала? Покажи мне.

Он с удивлением посмотрел на меня.

– Ничего не написала. Ты просто бредишь и больше ничего.

– Нет! Она написала… Дай мне это. Покажи. – И я высвободил из-под одеяла и протянул дрожащую руку.

Он с тем же удивлением медленно достал из кармана маленькое письмецо и тихо подал его мне.

Я с трудом распечатал его, но развернуть не мог. Сильно ослабевшие, дрожащие руки не слушались.

– Прочти! – сказал я едва слышно. – И дай мне пить. – И я постоянно облизывал сохнувшие, растрескавшиеся губы.

– Да ведь я по-немецки швах, а письмо по-немецки! Как же я тебе прочту его? – И он дал мне пить. – Лежи-ка лучше смирно и засни. Ведь ты две ночи ничего не спал. Все бредил и метался. Ведь мы уже третьи сутки с тобой колобродимся. Вчера тебе пулю вынимали, и доктор все дивился. «Если бы, – говорит, – на полпальца правее задело – сейчас же капут. – А бред говорит – это все остаток еще прошлого. Все еще следы умственного расстройства. Он, – говорит, – должно быть, был чем-нибудь отравлен, каким-нибудь возбуждающим наркотиком».

Последние слова Порхунов произнес весьма тихо, почти шепотом.

– Вот что значит связываться с жидами!!

И он замолчал. Я также помолчал несколько минут, но записка Сары не давала мне покоя.

– Порхунов, – сказал я, – милый мой… Я тебя серьезно прошу. Прочтем как-нибудь письмо.

Он пожал плечами и достал письмо.

С большим трудом мы вместе с ним разобрали следующее:

«Мой