Читать книгу - "Право на жизнь. История смертной казни - Тамара Эйдельман"

Почему императрица так упорно отказывалась от утверждения смертных приговоров? Считается, что, начиная борьбу за престол, она дала клятву перед иконой в случае победы никого не казнить. Похоже, истово религиозная Елизавета действительно просто хотела сдержать слово, данное Спасителю.

«Приостановка экзекуций за тяжкие преступления не имела теоретических обоснований и никак не была связана с развитием юридического знания того времени. Любые рассуждения об ограничении публичности казни, переносе акцента со зрелищности расправы на торжество справедливости в суде, переходе от наказания тела к предотвращению повторного деяния и прочие идеи, волнующие европейских философов и правоведов, мало занимали императрицу. Логика христианских заповедей напрямую привела ее к хорошо известному вопросу: "И кто меня тут судьей поставил, кому жить, кому не жить?"»^[95].

Именно поэтому решение Елизаветы столь удивительно. Можно, конечно, сказать, что наказания в России все равно оставались ужасающими (на уровне тогдашней юстиции): преступникам рвали ноздри, их клеймили, били кнутом и подвергали многим другим страшным мучениям; можно вспомнить о вечном солдатском ужасе – шпицрутенах. Но все-таки ЛЮДЕЙ НЕ КАЗНИЛИ. Не было больше тел казненных, выставленных на всеобщее обозрение и поругание, не было ни открытых, ни тайных казней. И тот факт, что Елизавета в свой жестокий век дошла сама – даже не столько умом, сколько душой – до необходимости не казнить, напоминает о восклицании Руссо: «Сердце ропщет». Это, наверное, один из самых важных доводов против применения казни – перед ним бледнеют все рациональные доказательства.

Правление Елизаветы сменилось коротким и несчастливым царствованием Петра III. Но вот что интересно: мы всегда смотрим на него глазами его жены Екатерины, не поскупившейся в мемуарах на подробное описание глупости, невежества и жестокости мужа. И за Елизаветой с Алексеем Разумовским он подсматривал в дырку в стене, и во взрослом возрасте играл в солдатики, и крысу, которая отгрызла голову игрушечному солдату, приказал повесить – в общем, картина неприглядная. Петр Федорович явно не был выдающимся государственным деятелем, но все-таки при любом супружеском конфликте – даже царском – имеет смысл выслушать обе стороны. Екатерина II, ненавидевшая мужа и всю жизнь стремившаяся оправдать совершенный переворот и смерть Петра при невыясненных обстоятельствах, представляла одну версию отношений супругов. Петр Федорович свою оставить не успел: вскоре после свержения с престола он был, скорее всего, убит Алексеем Орловым. Но, как бы то ни было, интересно, что и при этом странном и вздорном солдафоне продолжился курс на смягчение наказаний. Одна из главных претензий, предъявлявшихся Петру III, – его восхищение Фридрихом II, прусским королем, бывшим в то время врагом России. Но, похоже, Петра восхищал не только Фридрих-военачальник, но и Фридрих-законодатель. Еще в 1740 году, вступив на престол, прусский король отменил пытки, – а Петр вскоре после своего вступления упразднил печально знаменитую в елизаветинскую эпоху Тайную канцелярию, где тоже пытали арестованных.

Свергнув ненавистного мужа с престола, к власти пришла Екатерина II. Ее действия, связанные с наказаниями вообще и со смертной казнью в частности, уже не были столь импульсивными, как у Елизаветы. Екатерина любила подчеркивать, как много она работала над собой и читала в молодости, как будто готовясь к будущему царствованию. И вот она стала владычицей огромной державы. В самых разных сферах, будь то крестьянский вопрос, организация государственного управления или применение смертной казни, императрица вынуждена была учитывать противоречивые факторы. Прочитанные, осмысленные и усвоенные идеи философов-просветителей предполагали одно, а боязнь оттолкнуть от себя дворянство, лишний раз напомнить об очень слабых основаниях собственной власти, выпустить наружу мятежные настроения низов подталкивали к другому. В результате Екатерине, как и всем «философам на троне» того времени, приходилось мучительно искать в политике некий срединный путь, что удавалось далеко не всегда.

Правители, следовавшие, как и Екатерина, политике «просвещенного абсолютизма», пытались сделать правосудие менее жестоким. Так, прусский король Фридрих II отменил пытки, а император Священной Римской империи Иосиф II пошел дальше и, тоже запретив пытки, еще и резко сузил сферу применения смертной казни. Брат Иосифа Леопольд в бытность свою герцогом Тосканы ее и вовсе упразднил – первым в Европе.

По этому же пути пошла Екатерина II.

С 1765 года она работала над своим знаменитым «Наказом». Он должен был определить основные направления деятельности Уложенной комиссии, которой предстояло продолжить незавершенную при Елизавете работу над новым сводом законов. Историки давно выяснили, на какие источники опиралась императрица в своей работе – среди них была знаменитая книга Чезаре Беккариа «О преступлениях и наказаниях», где содержался призыв к отмене смертной казни. Но так далеко Екатерина зайти не смогла – возможно, она знала, с каким сопротивлением столкнулась ее предшественница, а может быть, ей самой полная отмена представлялась слишком радикальной мерой.

В «Наказе» она выделила четыре вида преступлений: «против закона и веры», «против нравов», «против тишины и спокойствия» и «против безопасности граждан».

Святотатство любого рода, так жестко каравшееся в предыдущие века, с ее точки зрения, должно было наказываться, как, впрочем, и другие преступления, исходя из «свойства самой вещи» – а значит, жизнь за него отнимать было нельзя. Екатерина предлагает такие наказания, как «изгнание из храмов, исключение из собрания верных на время или навсегда, удаление от их [преступников] присутствия». Как видим, происходит невероятный рывок вперед: никаких сожжений на костре за ограбление церкви или воспрепятствование церковной службе.

Преступления против нравственности в истории человечества часто карались смертью – вспомним «развращавшего молодежь» Сократа или побивание камнями неверных жен. Екатерина и здесь оказалась верна себе: она, правда, оговаривает, что речь не идет о похищении или изнасиловании, но для всех остальных случаев предлагает «лишение выгод, от всего общества присоединенных к чистоте нравов, денежное наказание, стыд или бесславие, принуждение скрываться от людей, бесчестие всенародное, изгнание из города и из общества – словом, все наказания, зависящие от судопроизводства исправительного, довольны укротить дерзость обоего пола».

Преступления, «нарушающие спокойство и тишину граждан», тоже должны были наказываться лишением оного (спокойствия?), «ссылкой, исправлением и другими наказаниями, которые беспокойных людей возвращают на путь правый и приводят паки в порядок установленный». Что это значит, не совсем понятно, но ясно, что и в данном случае Екатерина предлагает довольно мягкий вариант наказания, особенно для того времени.

И наконец, для преступлений «против безопасности граждан» она определяет наказания, которые «называются особливым именем казни». Но даже здесь все гораздо мягче «среднего уровня» эпохи. Опять предлагается «обратное воздаяние» – «гражданин бывает достоин смерти, когда он нарушил безопасность даже до того, что отнял у кого жизнь или предпринял отнять». Если же совершено было покушение на собственность, то и наказываться оно должно «потерянием имения», а когда у преступника нечего конфисковать, то телесными наказаниями, но не смертью. Итак, ни воры, ни воры-рецидивисты, ни даже те, кто ограбил церковь, с точки зрения императрицы, казни не заслуживают.