Читать книгу - "Дневник. 1873–1882. Том 1 - Дмитрий Милютин"

13 апреля. Светлое воскресенье. Последние дни Страстной недели были отчасти заняты обрядами говенья, отчасти обычными делами. Из-за дела о кавказских дорогах чуть было не разыгралась открытая ссора между великим князем Константином Николаевичем и государственным канцлером. У них, говорят, произошла горячая стычка из-за журнала нашего совещания; однако же кончилось тем, что журнал дополнен аргументацией обеих сторон и в таком виде представлен вчера государю.

Эту ночь, по заведенному порядку, я был во дворце; после церковной службы и христосования разговлялся за царским столом в так называемой Золотой гостиной императрицы, которая по слабости здоровья не присутствовала в Большой дворцовой церкви, но вышла разговляться.

14 апреля. Понедельник. Полковой праздник лейб-гренадерского полка справлялся обычным порядком; обед во дворце.

15 апреля. Вторник. Обед у французского посла Ле Фло.

17 апреля. Четверг. Выход во дворце и крестины великой княжны Ксении Александровны.

18 апреля. Пятница. Сегодня утром государь собрал под личным своим председательством всех лиц, участвовавших в совещаниях у государственного канцлера по вопросу о закавказских железных дорогах. К сожалению, Чевкин отсутствовал по болезни. Государь предложил каждому из нас высказать, что нужно в дополнение к изложенному в журнале совещания.

Первым начал говорить князь Горчаков о политической стороне вопроса; после него я объяснил сравнительное значение обеих линий, насколько это было важно для суждения о том, которую из них следует строить прежде. Государь перебивал меня несколько раз; однако ж нельзя было еще заметить, на которую сторону он клонит, ибо, когда после меня заговорил министр финансов, государь также перебивал и его аргументы.

Затем говорили граф Шувалов и Посьет, несколько слов сказали князь Мирский и великий князь Константин Николаевич. Видно было, что государь колебался и затруднялся, на которую сторону склониться. К счастью, Посьет, говоривший, как всегда, очень нескладно^[48] попал случайно на мысль, которую я поспешил поддержать: зачем спорить о том, которая из двух дорог важнее, нужнее и выгоднее, почему не решить теперь же строить обе дороги? Таким образом, политические наши цели относительно Персии и Англии будут достигнуты одним этим заявлением; для успокоения же министра финансов можем условиться, что приступим теперь к постройке Бакинской линии, а Джульфинскую будем изучать и подготовлять, чтобы персидское правительство видело, что мы не оставляем дела и не уклоняемся от обещания идти навстречу будущим персидским дорогам.

Такая мысль, видимо, понравилась всем, она давала выход из трудного положения. Государь поспешил одобрить предложенный способ решения и тем прекратил прения. Министрам финансов, путей сообщения и иностранных дел поручено сформулировать заключение: будет дана общая концессия на обе дороги, но капитал на первый раз будет определен по размеру одной Бакинской линии, а приступить к постройке Джульфинской условятся, когда правительство признает это возможным после надлежащих изысканий.

Постановленное решение успокоило и князя Мирского, и обоих великих князей, которые по окончании заседания очень любезно выразили мне свое удовольствие. [Засим останется следить за самым исполнением постановленного ныне решения, а именно: настаивать, чтобы Джульфинская линия не оставалась надолго величиной «мнимой», утвержденной только в теории, на бумаге.]

После совещания осматривал я в Соляном городке, в Педагогическом музее, выставку учебных пособий по части географии. Бóльшая часть выставленных предметов предназначается для отправления на Парижскую географическую выставку. В последние годы у нас вообще сделано много по части педагогии и учебных пособий, в особенности же по предмету географии. Можно сказать, что теперь в учебных пособиях по этой части у нас почти роскошь.

19 апреля. Суббота. При докладе моем государь с удовольствием показывал мне ответную телеграмму великого князя Михаила Николаевича по поводу вчерашнего решения вопроса о закавказских железных дорогах. Кавказское начальство в восторге. Но оказывается, решение сформулировано министром финансов совсем не в том смысле, в каком вчера, по моему предложению, было постановлено в Совете министров. О Джульфинской дороге сказано только, что будет приступлено к изысканиям, тогда как вчера говорилось, что на обе дороги разом будет дана концессия. Таким образом, наша сторона, сделав вчера уступку, дала себя провести. Князь Горчаков сегодня повторил мне, что недоволен решением.

В час пополудни происходила в Георгиевском зале Зимнего дворца церемония прибивки нового штандарта, данного лейб-гвардейскому Казачьему полку по случаю завтрашнего торжества – 100-летнего его юбилея. После того я высидел до 5 часов в Соединенных департаментах Государственного совета по делу об изменении областного правления Донского войска, а затем был на дипломатическом обеде у германского посла принца Рейсса.

Прямо с обеда ездил на станцию Варшавской железной дороги встречать жену, которая возвратилась из-за границы, оставив больную дочь Ольгу в Висбадене на попечении старшей сестры ее.

20 апреля. Воскресенье. Бóльшая часть дня прошла на торжестве казачьего юбилея: утром парад на площадке перед дворцом, позже обед во дворце, в Гербовом зале. Казаки осыпаны милостями.

21 апреля. Понедельник. После общего собрания Государственного совета было продолжительное заседание Соединенных департаментов с Польским комитетом для обсуждения предложения Набокова о введении в Царстве Польском судебной реформы. Спорили много, потому что реформе этой, видимо, не сочувствует Министерство юстиции. С тех пор как тянется это дело, граф Пален всё время старается тормозить его, предвидя, вероятно, что всякая мера, отождествляющая судебную часть в Царстве Польском с устройством ее в империи, будет шагом к такому же отожествлению и в прибалтийских губерниях. [Не видя возможности сопротивляться реформе, он начал уклоняться от личного участия в деле и вместо себя прислал сегодня своего товарища Эссена, такого же, как он сам, остзейца.] Однако ж дело пошло благодаря настойчивости и твердому направлению председательствовавшего в заседании Чевкина; решено ввести новый устав в Царстве Польском не позже, чем через год [и без малейшего поползновения к поддержанию сепаратизма].

После заседания я должен был ехать на большой обед, данный казаками атаману своему, наследнику цесаревичу, в доме графини Елизаветы Алексеевны Орловой-Денисовой. Обед был такой, как все обеды в подобных случаях: с музыкой, тостами [приторными выражениями поддельных чувств] и проч.

22 апреля. Вторник. Продолжительный доклад у государя. Утверждено предположение о переформировании кавалерии. Вновь возбужденный генерал-адъютантом Баранцовым вопрос о переформировании Конной артиллерии остался пока нерешенным.

В заседании Комитета министров читались выборки из доклада комиссии, рассматривавшей отчет министра народного просвещения за 1873 год. В среде самой комиссии возникла ожесточенная полемика по поводу отдельного мнения, поданного одним из членов, князем Оболенским. По своему обычаю, граф Толстой написал толстую тетрадь в опровержение замечаний князя Оболенского по поводу образ действий Министерства народного просвещения и, как всегда, наполнил свою записку искаженными фактами и неверными цифрами, чтобы оправдать себя и обвинить своего противника. И на этот раз он достиг своей цели: в резолюциях, положенных государем на обеих записках, обвинен князь Оболенский, а граф Толстой вышел с похвалой. Обе эти записки с резолюциями выслушали мы среди глубокого молчания; по окончании чтения безмолвно встали и только пожали плечами.