Читать книгу - "Деникин - Георгий Ипполитов"

Совершенно иначе действовал генерал Меллер-Закомельский. Деникин знал его по службе в Варшавском округе, где тот командовал 10-й пехотной дивизией, в штабе которой Антон Иванович отбывал лагерный сбор в 1899 году. Нрав у Меллера и тогда был крутой, но в мирной обстановке ничем особенным он себя не проявлял, о чем, в частности, свидетельствует в своих воспоминаниях военный министр Редигер.

Однако у Меллера-Закомельского за плечами имелся опыт подавления мятежа в Севастополе. Сию акцию он смог расписать в донесении государю в цветах и красках — сражением с бунтовщиками на уровне Бородино. На беду Меллера, вскоре после его хвастливого рапорта было получено донесение с показанием потерь с обеих сторон, которое обрисовало «подвиг» Меллера совсем в ином виде. Но карательных санкций не последовало, так как у новоявленного барона Мюнхгаузена в генеральских кругах имелись обширные связи при дворе.

Меллер-Закомельский сеял страх со своим отрядом. Главная цель — пустить кровь, нужную или ненужную, особого значения не имеет. В его донесении царю о результатах экспедиции были такие строки:

«Ренненкампфовские генералы сделали крупную ошибку, вступив в переговоры с революционерами и уговорив их сдаться… Бескровное покорение взбунтовавшихся городов не производит никакого впечатления…»

Исходя из этого, каратель в три недели добрался от Москвы до Читы — более 6 тысяч километров, — производя повсюду жестокую расправу… Причем такие деяния он возводил в ранг высшей воинской добродетели. Это не могло не возмущать Деникина, полагавшего, что принятие суровых мер бывает не только правом, но и долгом, «похваляться же этим не каждый станет».

Небезынтересно, что деникинская позиция совпала и с мнением генерала Куропаткина. Но не совпала с мнением Николая II. Император в ответ на жалобы Ренненкампфа на излишнюю жестокость Меллера-Закомельского при подавлении бунта сказал начальнику главного управления Генерального штаба Ф. Ф. Палицыну: «Ренненкампф излишне рассуждает. Меллер больше действует…»

Мнения Редигера, Куропаткина, Деникина совпадают также еще в одном вопросе: привлечение войск для борьбы с мирными демонстрантами — самый короткий путь к разложению армии. Их правота с дистанции времени не вызывает сомнений.

Антон Иванович отмечает — власть, придя в себя, первым делом озаботилась улучшением материального положения армии и на этом пути добилась успеха (было увеличено солдатское жалованье и приварочный оклад, введено снабжение одеялами, постельным бельем и т. д.). Военное ведомство определило солдатам, командируемым для предотвращения беспорядков, суточные в размере 30 копеек в сутки. Деньги немалые. Деникин был свидетелем, с какой охотой ходили в уезды роты Саратовского гарнизона и как ревниво относились к соблюдению очереди.

Первая русская революция — важный этап в биографии Антона Ивановича. В тот период существенно корректируется сформированное у него в академические годы отношение к революции как историческому феномену, имеющему особые проявления в условиях Российской империи. Выводы он сделал оригинальные, но не бесспорные.

Интересен, например, взгляд Антона Ивановича на проблему солдатских бунтов. Их причинами он считает революционную пропаганду, излишнее стеснение казарменной жизни и не везде здоровые отношения между солдатами и офицерами, особенно на флоте. Причем в большинстве мятежных частей царила сумятица, сумбурны и неграмотны были предъявленные солдатские требования.

Самурский полк (Кавказ) потребовал от офицеров сдать оружие и… выдать знамя. Ввиду отказа командир полка, полковой священник и 3 офицера были убиты. А кронштадтские матросы начали с требования Учредительного собрания, а окончили разгромом 75 магазинов и 68 лавок.

Жестокость проявлялась с обеих сторон, в особенности в Прибалтике. Такие эпизоды, как сожжение заживо в Курляндии, в Газенпоте, бунтовщиками солдат драгунского разъезда, не могли смягчить взаимоотношений…

В своих воспоминаниях Деникин приводит данные советского историка М. Н. Покровского, что число жертв за год первой революции исчисляется 13 381 человеком и полагает, что такая цифра должна казаться им (большевикам. — Г. И.) совершенно ничтожной. С точки зрения масштабов «красного террора», безусловно, да.

Однако нельзя согласиться с Деникиным до конца. Его сравнение не совсем удачное. Жестокость всегда остается жестокостью.

Невольно вспомнишь Дидро, считавшего, что чем больше расстояние между повелевающими и повинующимися, тем меньше значения имеют для первого кровь и слезы второго…

И все равно, повторю, да простит меня читатель за тавтологию, еще раз: слишком это полемичная тема — целесообразность смертной казни.

Характерно, что Деникин, рассуждая о первой русской революции, проводит мысль не только о ее неприятии, но и об абсолютной ненужности революционных потрясений в стране.

«Первая революция кроме лозунга „Долой!“ не имела ни определенной программы, ни сильных руководителей, ни, как оказалось, достаточно благоприятной почвы в настроениях народных: в народных массах России не оказалось благоприятной почвы для революции политической».

Это упрощенно-категоричная оценка такого сложного явления, как первая русская революция. Антон Иванович, например, только мельком упоминает о волнениях в войсках, хотя брожения в армии были значительными.

Деникин не хочет признавать до конца, что офицерство тоже попало под влияние революции. Он уверен: революционной пропаганде поддалась очень незначительная часть офицерства, преимущественно тылового.

Подобное утверждение между тем не в полной мере соответствует исторической правде. Приведем в качестве аргумента лишь один факт: за 1904–1907 годы было предано суду по политическим составам преступления 127 тысяч военнослужащих, в том числе и несколько сотен офицеров.

Из поля зрения Деникина выпал и такой факт: ведь именно в годы первой русской революции среди офицеров всех категорий начало распространяться резкое недовольство состоянием армии. Стало возможным проявление открытого недовольства военной политикой царского правительства, крупными военно-политическими фигурами.

Командующий Туркестанским военным округом генерал-лейтенант Черницкий, участник русско-японской войны, проявив незаурядное мужество, констатировал в официальном приказе по войскам, что армия стала, по существу, толпой рабов, руководимой людьми из светских гостиных, в военном деле ничего не понимающих: «Наша армия рабская, а ведь нет беды, больше рабства».

Хотя театр военных действий Деникина был ограничен, многое увиделось и за его горизонтами. Война есть война, здесь каждая клетка отражает общий организм. Деникин был счастлив, что ему удалось окунуться в боевое военное пекло, но бесславный финиш эпопеи отравлял благоприобретенное. Военный кризис был налицо, время требовало перемен.

Между тем служба Деникина Отечеству продолжалась.

В 1905–1912 годах в России развернулись военные реформы, которые самым существенным образом повлияли на жизнь и деятельность будущего вождя Белого движения.