Читать книгу - "Тайный фронт Великой Отечественной - Анатолий Максимов"

Легальных резидентур в Китае насчитывалось 20, и все в крупных городах и в областных центрах провинции Синьцзянь. Нелегальные резидентуры действовали в Харбине и Шанхае. Наиболее успешно работала харбинская резидентура. Оккупированный японцами Харбин стал тогда центром политической, военной и разведывательной активности в регионе.

Так, харбинскими разведчиками (наряду с сеульскими) удалось добыть в 1927 году известный «меморандум Танака» (1), получить сведения о подготовке японцев к нападению на Монгольскую Народную Республику незадолго до боев на реке Халхин-Гол (2), своевременно сообщить в Центр о концентрации у границ СССР частей Квантунской армии перед боями на озере Хасан (3), информировать о подготовке японцами захвата Пекина и двух других крупнейших городов Китая (4).

По экономическому и научно-техническому направлениям весьма полезную для СССР работу проводила разведка в 30-е годы. Ставка на работу в первых по промышленному развитию государствах – США, Англии, Германии оправдала себя в предвоенные и военные годы. Из этих стран (да и из других) наши специалисты получали материалы, сыгравшие существенную роль в техническом прогрессе отечественной промышленности, особенно для военных отраслей.

Документальные сведения затрагивали фактически весь круг вопросов по улучшению вооружения Красной армии – ее сухопутных, воздушных и морских сил. Эти материалы – научные и технические наработки на Западе оказывали существенную помощь в укрепление обороноспособности государства и в дальнейшем развитии науки и техники в СССР в годы войны и после нее.

Информация сокращала время на разработку собственных систем вооружения и экономила значительные средства страны в условиях стремительного промышленного роста, девизом которого стало: «За годы пройти столетия!»

В вопросах создания новых видов вооружений советская наука и техника не раз пользовалась упреждающей информацией отечественной разведки.

1940. Задание: атомная разведка. Владимир Борисович Барковский, будущий Герой России, пришел во внешнюю разведку в середине 1939 года, о чем узнал, лишь войдя в стены спецобъекта ШОН – Школы особого назначения.

С началом Второй мировой войны занятия по спецдисциплинам и другим предметам проводились ускоренными темпами. После школы Барковского определили в английское отделение разведки, и через месяц стажировки в НКИД его направили в Англию.

Европа воевала, а лондонская легальная резидентура фактически не существовала – в 1939 году ее закрыли как «гнездо врагов народа». Отозвали из Лондона всех, оставив агентуру без связи.

Только в 1940 году приехал резидент Анатолий Горский с простейшим заданием: срочно восстановить связь с агентурой, отыскать Кима Филби, в то время служившего в английской разведке; обеспечить немедленное поступление информации…

«Разведчик общего профиля» Барковский добирался до Лондона два с половиной месяца: Япония, Гавайи, США. Другие пути в Европу были закрыты. Наконец, в ноябре 1940 года он приступил к работе. В то время в резидентуре было три разведчика.

Как имевший техническое образование, Барковский начал принимать на связь агентов из числа специалистов по науке и технике, в том числе физиков-ядерщиков.

В Москву первый сигнал о начале работ над атомной бомбой в Англии и США поступил во второй половине сорокового года, причем от «Кембриджской пятерки» – Джона Кернкросса, личного секретаря руководителя Комитета по науке правительства Великобритании. С его стороны это было инициативное предупреждение. Реакция Центра и советских специалистов не была известна до конца 1941 года.

В Москве к концу 1940 года во внешней разведке уже сформировалась маленькая группа по линии «технической» разведки из четырех человек во главе с Леонидом Романовичем Квасниковым.

Инженер-химик Квасников имел представление о ядерной физике, следил за событиями в этой области и заметил исчезновение в зарубежных специализированных научных журналах статей по ядерной проблематике.

Идея создания атомного оружия витала в воздухе. Над ней задумывались в США и Германии, где проблемой занимались специально созданные правительственные организации. В СССР ограничились изучением свойств ядерного горючего, а с началом войны неправительственная организация в системе АН СССР прекратила существование. Между ней и разведкой никаких контактов не было.

Квасников, будущий идеолог научно-технической разведки в военные и послевоенные годы, знал о работах наших ученых и о тенденциях в области исследования атома в странах Запада. Выстраивалась логическая цепочка, которая «сигналила»: пора браться за атомную разведку.

К ноябрю 1941 года в резидентуры за рубежом ушла директива: добывать любые сведения о работах в области атома и атомного оружия!

Над заданиями технического профиля в Лондоне занимался Барковский, и указание Центра по атомной проблематике было доведено до «пятерки». Первым откликнулся Дональд Маклин, сотрудник британского МИДа. Он передал протокол заседания английского Уранового комитета.

Это были вполне конкретные данные: конструкция атомного оружия (версия англичан), схемы, формулы, цифры. Все говорило о том, что идея создания атомной бомбы успела получить одобрение Объединенного комитета начальников штабов и в США и в Англии. Генералы рассчитывали создать атомное оружие за два года.

Предупрежденное внешней разведкой советское правительство заинтересовалось атомной проблемой, но только через год. При усиленной поддержке в необходимости начала работы над атомной бомбой в Союзе со стороны академиков В. И. Вернадского и А. Ф. Иоффе организация состоялась. Но случилось это в дни Сталинградской битвы.

Успешную в целом работу внешней разведки в предвоенные годы серьезно подорвали обрушившиеся на нее репрессии. Аресты создали в коллективах резидентур обстановку растерянности, недоверия и подозрительности.

В направленном руководству НКВД отчете о работе внешней разведки с 1939 по 1941 год ее начальник П. М. Фитин отмечал:

«К концу 1939 года в результате разоблачения враждебного руководства в то время Иностранного отдела почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке.

Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло быть и речи. Задача состояла в том, чтобы, наряду с созданием аппарата самого Отдела, создать и аппарат резидентур за кордоном».

Потери оперативного состава были столь велики, что в 1938 году в течение 127 дней подряд из внешней разведки руководству страны вообще не поступало никакой информации. Бывало, что даже сообщения на имя И. В. Сталина некому было подписывать, и они отправлялись за подписью рядовых сотрудников аппарата разведки.

Чтобы восстановить кадровый состав разведки, в нее по-прежнему направлялись люди с опытом партийной и организационной работы, хорошо зарекомендовавшие себя в армии командиры и окончившие вузы студенты. Однако без организации их специальной подготовки это не решало проблемы. Нередко в резидентуры посылались лица, которые не знали иностранных языков, слабо разбирались в вопросах внешней политики, не имели навыков оперативной работы.