Читать книгу - "Октябрь 1917-го. Русский проект - Вардан Багдасарян"

Литература и искусство

Сталинская имперская реставрация проявила себя и в сфере художественного творчества, привела к смене пролеткультовской парадигмы на традиционные жанровые формы. Модернистские эксперименты в духе левого авангардизма, бум которых пришелся на 1920-е гг., подвергались табуизации. Предпринятый по инициативе Сталина в предпасхальные дни 1932 г. разгон РАПП был встречен в мхатовской литературно-театральной среде аллегорическими приветствиями «Христос воскресе!»^[215]

Сталинское искусство, с одной стороны, возвращалось от футуристических абстракций к «образу», зачастую к иконизации как структурной единице художественного сюжета, с другой, тяготело к монументализму, что привносило элемент сакрализации в динамику имперского строительства («сталинский ренессанс»). Аналогичное сочетание микро и макрокосмоса при создании идеократического мифа имело место в искусстве Третьего Рейха.

В контексте левореволюционного наступления 1920 – начала 1930-х гг. на старорежимную архитектуру лишь посредством личного вмешательства Сталина удалось предотвратить уничтожение некоторых памятников, являющихся символом национальной культуры, таких, как Собор Василия Блаженного. Храм Христа Спасителя был демонтирован, но ведь из кругов левой элиты звучали призывы и о расстреле Эрмитажа, и о расплавлении Медного всадника, и требовалось значительное лавирование, чтобы удержать разрушительную энергию футуристского крыла интеллигенции.

В период сталинского поворота авторы нигилистических по отношению к русской цивилизационной традиции произведений, такие, как Демьян Бедный, обличавший российскую «обломовщину», попадают в опалу. По сути «соцреализм» представлял собой модификацию старорусской апологетики «Святой Руси».

Военное строительство

В левой среде резко враждебное отношение вызывала атрибутика старорежимной армии. Саркастическое наименование «золотопогонники» служило синонимом классового врага. За хранение царских орденов и погон бывшим офицерам грозило осуждение как «контрреволюционерам». Казацкие войска воспринимались в качестве «церберов самодержавия», а область станичного расселения – «российской Вандеей».

Контрреволюционную смену принципов строительства вооруженных сил констатировал Л. Д. Троцкий: «Советское правительство восстанавливает казачество, единственное милиционное формирование царской армии… восстановление казачьих лампасов и чубов есть, несомненно, одно из самых ярких выражений Термидора! Еще более оглушительный удар нанесен принципам Октябрьской революции декретом, восстанавливающим офицерский корпус во всем его буржуазном великолепии… Достойно внимания, что реформаторы не сочли нужным изобрести для восстанавливаемых чинов свежие названия… В то же время они обнаружили свою ахиллесову пяту, не осмелившись восстановить звание генерала».^[216] Но вслед за восстановлением в 1935 г. званий «лейтенант», «капитан», «майор», «полковник», в 1940 г. реабилитировался и чин «генерала». От красногвардейских колышков вновь возвращались к погонам, лампасам, эполетам. Инициатива одеть красноармейцев в старорежимное обмундирование исходила от Б. М. Шапошникова, бывшего царского генерала, не скрывавшего религиозных убеждений и симпатий к Старой России.

Принято считать, что репрессии высшего командного состава 1937–1938 гг. привели только к катастрофическим последствиям в начальный период войны с Германией. Но, с другой стороны, погром коснулся генерации военачальников, исходящих из классовой стратегии военного искусства, открыв простор новой плеяде полководцев. В конце Второй мировой войны А. Гитлер, объясняя причины успехов советской армии, говорил: «Правильно сделал Сталин, что уничтожил всех своих военачальников…»^[217] Таким образом, в военном строительстве Сталина окончательно выхолащивался дух ленинского «Государства и революции».

Языковая политика

Левый послереволюционный вектор в языковой сфере выразился в процессе латинизации алфавитной графики. Сталинская имперская реставрация ознаменовалась и усилением позиций русского языка. Это нашло, в частности, воплощение в замене латинской и арабской форм письменности у ряда народов Средней Азии, Севера и присоединенных западных областей кириллицей.

Собственные изыскания Сталина послевоенных лет в вопросе языкознания приобрели для советских филологов догматический характер. Разгром марристской школы и сталинские положения означали разрыв с прежней классово-интернационалистской трактовкой природы. Внимание сосредоточивалось на идее славянского языкового единства, что, учитывая послевоенное распространение советского влияния на Восточную Европу, создавало перспективу реализации панславистской интеграции. По свидетельству В. М. Молотова, исследования Сталина в сфере языкознания были мотивированы стремлением придать русскому языку статус языка межнациональной коммуникации в планетарных рамках.

Борьба с «безродным космополитизмом» и «низкопоклонством перед Западом»

Впервые формулировка «низкопоклонство перед Западом» была выдвинута советской пропагандой еще в 1936 г. Она была связана с произошедшим в СССР идеологическим переломом, переориентацией на позиции почвеннического государственного строительства. Однако до войны точки над «и» в вопросах идеологии расставить так и не удалось. Новая актуализация вопроса о «низкопоклонстве» среди представителей творческой интеллигенции пришлась на послевоенный период. Издержками кампании стала излишняя научная и культурная замкнутость, когда даже ссылки на иностранных авторов, как и стремление печататься в зарубежных журналах, оказывались нежелательными. С другой стороны, решалась действительно актуальная задача формирования цивилизационноидентичной культуры и науки (прежде всего гуманитарных дисциплин). Воспитанная в традициях революционного движения советская творческая элита в значительной массе ориентировалась на левокоммунистические идеалы всечеловечества. Для нее категория «русскости» была синонимична обскурантизму и великодержавию.

Одновременно формировалось и другое течение, для которого Запад стал символом высокого качества жизни, средоточием желаемого воздуха свободы. Произошедшее за годы войны сближение с западным миром не могло не сказаться в сфере культурных коммуникаций. Одним из первых теоретиков борьбы с космополитизмом выступил бывший глава несостоявшейся Финляндской Демократической республики Отто Куусинен. Тот факт, что к борьбе с космополитической эрозией призывал этнический финн, снимает обвинения в националистическом содержании затеваемой кампании. Опубликованная в июле 1945 г. в журнале «Новое время» под псевдонимом Н. Балтийский статья имела название «О патриотизме». В ней О. Куусинен противопоставлял патриотизм космополитизму, который определялся как идеология международного банковского капитала и биржевых спекулянтов. Космополитический императив раскрывался латинской формулой – «ubi bene, ibi patria» (где хорошо, там и отечество). Характерно, что именно О. Куусинен ввел в большую политику будущего лидера советского государства Ю. В. Андропова^[218]. Сам по себе этот факт частично приоткрывает завесу над истинными замыслами «андроповской модернизации».