Читать книгу - "Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов - Андрей Раевский"

Мимо Ораниенбурга, загородного дворца короля прусского, в трех милях от Берлина, проехали мы ночью, и к свету прибыли в Берлин. (Корпус наш, для облегчения жителей столицы, прошел прямой дорогой.) Здесь, после восьмимесячного отсутствия, нашел я большую перемену. Новая жизнь, новая деятельность видна во взорах, в речах, в поступках народа. Бронзовая медаль, в память достопамятных 1813–1814 годов установленная, блестит во дворце, в пышных чертогах, в магазинах и лавках… Не редкость даже в купеческой конторе встретить и кавалеров железного креста. За два года перед этим гордому барону показалось бы странно и обидно видеть на груди купца знак отличия, храбростью и мужеством приобретаемый; но последняя брань соединила все звания. Я говорил уже выше, что одни личные достоинства давали право на возвышение, и случалось, что дворяне служили рядовыми воинами в роте, которой начальствовал сын ремесленника. Прошло время опасностей – и граждане, поднявшие меч для спасения отечества, обратились к прежним мирным занятиям.

На воротах Бранденбургских явилась снова победная колесница. Слава, управляя четырьмя конями, гордо смотрит на обновленную столицу Фридриха. Все врем бедствий и унижения Пруссии она провела в стенах шумного Парижа; с торжеством и восторгом встретил ее народ после столь долговременной разлуки.

Несколько дней провел я весело, в рассеянии забав берлинских, и на почтовых спешил вслед за корпусом, который был уже на границах Польши. Быстро мелькнул в глазах моих великолепный, огромный Франкфурт, которого имя напомнило мне золотой век царствования Елисаветы. У стен этого города храбрые полки русских, громя дружины Великого Фридриха, предрекали свету будущие исполинские подвиги знаменитых своих внуков! В Лансберге, переехав реку Варту, простился я с Пруссией…

Более года провел я в разных областях Германии; видел немцев в великолепных чертогах и в хижинах, познакомился с гордым дворянством и со скромными поселянами, был свидетелем их образа действий в жизни общественной и частной, – и после всего мною виденного скажу смело, что ни один народ в свете не может столь быстро, как германцы, достигнуть счастья и совершенства во всех отношениях. Многим казалось странным, что сами крестьяне с жадностью читают политические листки и рассуждают о происшествиях мира; но эта слабость (если можно назвать это слабостью) наиболее показывает образованность и силу рассудка. Я часто с удивлением видел людей – даже богатых дворян наших, – которые никогда не читают газет и не любопытствуют знать, что происходит не только в странах, соседственных России, но и в самой России. Я почитаю это усыплением разума. Думать только о себе самом есть эгоизм непростительный; быть равнодушным к благу всего человечества, не восхищаться успехами торговли и просвещения, не чувствовать собственного своего достоинства – есть то же, что не существовать. От этого происходит несправедливый ропот: меры необходимые, самые благоразумные, кажутся утеснением, и малодушные себялюбцы, при малейшем ущербе личных их выгод, предрекают уже неизбежное падение государства. Немцы, расчетливые в хозяйстве, без роптания повинуются законам и охотно делают самые тягостные пожертвования, если уверены, что это необходимо для блага общего. Во все время похода я мало слышал сетований на жестокие потери, претерпленные жителями: ибо ни избежать оных, ни отвратить не было возможности. Лошади, скот делались добычей воинов, и бедный крестьянин, укрепив себя великодушной твердостью, с лопаткой и заступом, собрав семью свою, шел вскопать поле, чтобы, по крайней мере, впоследствии не обвинять себя в беспечности. Наборы рекрутов, необыкновенные, действительно ужасные, производились, особенно в Пруссии, весьма поспешно, поселяне охотно повиновались гласу отечества. Правда, что везде видна была горесть, но нигде не слышен был вопль негодования. То же должно сказать и о прочих званиях народа.

Для русского, привыкшего к гостеприимству страны своей, даже до роскоши доведенному, скупость немцев покажется странной, но немцы, с младенчества ведя такой образ жизни, не находят в ней ничего странного. Может быть, и печальным обстоятельствам настоящего времени должно приписать излишнюю их умеренность.

Самое счастливое, образованное состояние в Германии составляют купцы. Они имеют более времени и средств заняться усовершенствованием ума своего, и сверх того, по обширным сношениям с иностранцами, им необходимо иметь сведения по всем частям, к торговле относящимся.

Звание военное уважено, но не столь много, как в России. Последние походы дали ему новый справедливый блеск, но как весь народ непосредственно участвовал в оных, то натурально, что уважение делается слабее. Это должно отнести и к тому, что в армии прусской мало знатных и богатых офицеров, которые по большей части служат в гвардии и при дворе.

Тесные пределы этих записок не позволяют войти в подробное рассуждение об успехах немецкой словесности. Немцы едва ли не оспорят первенства и у самих французов. Но наиболее приятно для друга человечества видеть, что изящные творения ума знакомы здесь не одному только высшему классу людей: имена Шиллера, Гёте, Бюргера, юного Кернера и других великих писателей известны даже поселянам. Народ, умеющий ценить и восхищаться красотами поэзии, уже близок к совершенству. Книги весьма дороги, но почти во всяком самом маленьком городке есть библиотека для чтения, и в часы отдохновения редко увидите вы девушку не за книгой. Для самих поселян издаются журналы, сообразные с кругом их понятия.

Законы Пруссии почитались доселе самыми мудрыми, благотворными. Имя Фридриха Великого, единственного Фридриха, всеми состояниями народа произносится с истинной признательностью и благоговением. Слава побед и завоеваний недолговременна. Александр Македонский покорил вселенную, что же было следствием побед его? Нищета народов, опустошение нив и сел цветущих, орудия новых, жесточайших бедствий. С его кончиной разгромился и ужасный престол всеобщей монархии; потомство называет его безумцем и сомневается даже в справедливости преданий о беспримерных его подвигах. С какими чувствами читаем мы описание дерзостных, но счастливых предприятий Тамерланов, Аттил и других подобных героев!

Но зачем ссылаться на примеры отдаленные: бросим взгляд на настоящее положение Европы. Где плоды беспрерывных блистательных побед Наполеона? Отдаю полную справедливость мужеству его воинов, жестокими опытами доказанному, и почитаю самого Наполеона счастливейшим, а не мудрейшим из смертных. Но созерцая величественную картину жизни Фридриха, в каждом его действии вижу мудрость истинную и величие сверхъестественное. Завоевания прославили его, но не сделали великим. Через сражение Йенское Пруссия потеряла более, нежели что приобрела победами при Росбахе и Лейтене. Но Фридрих-законодатель будет жить вечно как гений-хранитель Пруссии! Не блеском побед имя Ярослава сделалось священно для России; не гром оружия заставил признательное потомство назвать Иоанна только Грозным!

Переступив в пределы Польши, вы убедитесь в справедливости слов моих. Некогда поляки (разделом 1794 года Пруссии доставшиеся) не были столь богаты, покойны и счастливы, как под скипетром потомков Фридриха. Впрочем, причина их ненависти к Пруссии довольно извинительна, ибо правительство имело в виду истребить не только прежние права и установления, но даже самое наречие их предков. Все дела, все сношения должны были совершаться на немецком языке; все чиновники и должностные люди были из немцев. Оскорбление народного самолюбия есть одно из самых ужаснейших оскорблений!