Читать книгу - "Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - Михаил Ишков"

Вот так, полет за полетом, я приобретал необходимые умения и вскоре совершенно не заметил, как перестал бояться облаков. Даже наоборот, можно сказать, появился азарт, желание еще раз доказать себе: «Да, я могу летать и в таких условиях! И не хуже других!» Небо открывало мне все новые и новые горизонты.

С другой стороны, суммарный налет на «Ил-4», насчитывавший не более сорока часов, не давал мне права считать себя готовым к любым боевым ситуациям. Противозенитное и противоистребительное маневрирование, как воздух необходимое для выживания, я представлял себе весьма смутно, лишь по обрывистым рассказам успевших понюхать пороху пилотов. Но большего то тяжелое время не имело возможности предложить нам. Войска несли потери, которые требовалось незамедлительно восполнять, да и горюче-смазочные материалы были весьма дефицитными. Кто знает, скольких смертей удалось бы избежать, предоставив выпускникам училищ хотя бы в два раза больший налет…

В конце января 42-го, после окончания учебной программы, когда мы с волнением ожидали отправки на фронт, неожиданно пришел новый приказ – двадцать пять летчиков, включая и меня, перевести в морскую авиацию. Так я оказался в Саранске, где как раз шло формирование двух минно-торпедных полков (МТАП) – 35-го и 36-го. Вначале, как водится, теоретическая подготовка. Поскольку самолет «Ил-4» был нам уже известен, мы занимались детальным изучением морских боевых средств, с которыми нам вскоре предстояло работать, – мин и торпед.

Торпеда «45-36АН», которую всю войну использовала флотская авиация, была сконструирована на базе корабельной «45-36Н», в свою очередь являвшейся советской лицензионной версией итальянской торпеды «45F», производившейся на заводе «Уайтхэд» в Фиуме. Маркировка расшифровывается следующим образом: авиационная торпеда (А), предназначенная для низкого торпедометания (Н), калибр 450 миллиметров, принята на вооружение в 1936 году. В носовой части находилось 200 килограммов взрывчатого вещества и два взрывателя, один из которых (основной) срабатывал непосредственно при попадании в борт атакованного корабля, другой (резервный) – с небольшим замедлением около пяти секунд. Перед вылетом на каждом из них крепилась небольшая ветрянка, которая отворачивалась за счет давления воды, приводя взрыватели в боевое положение.

Длина торпеды – 6 метров. В хвостовой части расположены два соосных винта, вращающихся в противоположные стороны, а также горизонтальный и вертикальный рули, первый из которых служит для выдерживания заданной глубины хода, второй – направления. На носовую часть, чтобы не повредить ее при ударе о воду, устанавливалась деревянная бочка. Сзади, чтобы создать необходимый угол входа торпеды, находился деревянный стабилизатор. При ударе о воду все эти деревяшки отлетают, открывается клапан, подаются воздух и керосин и начинает работать двигатель.

Чтобы успешно использовать низкую торпеду с «Ил-4», необходимо выдержать скорость около 280 км/ч при высоте 18-20 метров над поверхностью моря. Только при соблюдении этого режима полета обеспечивается угол входа торпеды 12-14 градусов. Если высота самолета в момент сброса будет меньше, торпеда ударится о воду плашмя и переломится. При сбросе с большей высоты – «зароется» в воду и утонет. Булькнула, и все.

Кажется, что тут сложного – смотри на высотомер и держи его стрелку в требуемом положении… Но! Все дело в том, что нулевая высота, относительно которой этот прибор будет давать показания, настраивается на земле, непосредственно перед вылетом. А в районе цели атмосферное давление уже совсем другое, что приводит к серьезной ошибке в несколько метров.

Поэтому необходима определенная «настройка» глаз, как и при заходе на посадку. Конечно, над морем все гораздо сложнее, так что единственным способом приучить себя к выдерживанию необходимой высоты является практика, практика и еще раз практика. В учебных полетах мы пользовались следующим приемом. Дошел до дворца царицы Тамары, его верхняя точка – как раз тридцать метров над уровнем моря. Засек показания высотомера, взял на треть ниже, и вперед, в море. Только на вариометр поглядываешь. И на воду, конечно. Со временем это уже как будто само собой получается…

Если режим сброса выдержан правильно, торпеда входит в воду, делает так называемый «мешок» глубиной до пятнадцати метров, затем, выйдя на заранее установленную перед вылетом глубину, движется к цели со скоростью 39 узлов. При попадании в подводную часть корабля или судна происходит взрыв, как правило приводящий к потоплению. Конечно, применять торпеду на мелководье, где глубина моря меньше величины «мешка», нецелесообразно – в этом случае она просто зароется в землю…

Где-то в конце марта, лишь только начал сходить снег, нас перебазировали на небольшой аэродром, находившийся у станции Чамзенка, недалеко от Саранска, где для поддержания нашей летной формы имелся десяток видавших виды «ДБ-3», пригнанных из разных районов страны. Здесь меня зачислили в состав 1-й эскадрильи 35-го полка, полностью укомплектовав экипаж.

Штурман был весьма смекалистым и предприимчивым украинцем, окончившим в 39-м николаевское морское училище. Имел он лейтенантское звание, так что в воздухе командовал я, как летчик, а на земле – штурман, как офицер. Такое вот двуначалие получилось. Стрелок-радист – армянский парень довоенного призыва. Горько говорить об этом, но память не сохранила их имен…

Полк получился смешанного состава – командиры, начиная от командира звена, состоявшего из трех самолетов, до командира полка, имевшего две эскадрильи, – морские летчики, окончившие морские авиационные училища. Штурманы вообще поголовно были флотского происхождения. Что интересно, все они носили черные морские кители и обыкновенные армейские галифе традиционного зеленого цвета. Мы же, «сухопутная» молодежь, так и остались в прежней «солдатской» форме.

После нескольких тренировочных полетов нас повезли в Москву на центральный аэродром для получения новеньких «Ил-4». Вначале – 36-й полк, затем, через две недели, – наш. Возвращались в Чамзенку уже как положено настоящим авиаторам – на своих самолетах. Несколько дней спустя, тщательно осмотрев свои боевые машины, мы вылетели к побережью Каспийского моря, в Махачкалу, где должны были окончательно превратиться в полноценных морских летчиков. Полк дошел к цели без каких-либо происшествий.

Пришлось привыкать к совершенно незнакомым доселе климатическим условиям. Жара – тридцать градусов в тени, и это в лучшем случае. Не успел два шага сделать – пропотел насквозь, хоть выжимай. Даже с пустыми руками тяжело идти, а тут еще и парашют несешь. Я-то ладно, считай, налегке топаю, штурман прицел свой тащит, а стрелку и того тяжелей – у него пулемет. Ничего в самолете оставлять нельзя – строго гласили наставления.

Каково же было наше удивление, когда, выйдя в первый раз в город, мы увидели местных жителей. Сидят себе дагестанцы в своих стеганых халатах и папахах вокруг почерневшего закопченного чайника, висящего на треноге, чаи гоняют. И это в такую жару, когда, кажется, кожу с себя снял бы, не то что одежду. Тем более, как мы уже знали, вино на местном базаре стоит двадцать копеек за стакан, холодное такое, приятное. А они чай пьют… «Вот, – думаем, – дураки-то!» Вышло совсем наоборот – им в своем, казалось бы, жарком коконе гораздо комфортнее, чем нам в легких гимнастерках. Ну а вино, выпитое под палящим солнцем, на пользу совершенно не идет…