Читать книгу - "Мертвая петля - Вера Крыжановская"

Но никогда ещё, разумеется, нижние чины и войсковые начальники не бывали в столь смешном и странном положении, когда им с опасностью жизни приходилось оборонять тех, которые их же засыпали пулями и забрасывали бомбами. Несмотря, однако, на такое ненормальное положение, стойкость духа войск осилила.

Несколько домов, служивших убежищем революционерам и поддерживавших наиболее сильный огонь, были оцеплены и захвачены; с полсотни бунтовщиков были задержаны и посажены в тюрьму; крестьяне и рабочие удалены из города, а отряды войск заняли наиболее опасные места. К вечеру жизнь вошла, казалось, в обычное русло.

Следствие удостоверило, что из участников крестного хода хоругвеносец, две женщины и трое ребят были убиты, несколько человек, нёсших иконы, священник и пятнадцать богомольцев оказались более или менее тяжело ранены. Среди евреев десять человек было убито, один разорван им же брошенной бомбой, но точное число раненых не могло быть определено; десятка полтора магазинов и лавок были разбиты, а нижних чинов убито два, и семь ранено.

Два дня прошло без происшествий, и только газеты неистовствовали, обвиняя правительство в «провокации», оплакивая смерть несчастных «мучеников за идею», и требуя освобождения заключённых. Такие зажигательные речи возбуждали население, «освобожденное» уже от строгой узды порядка; головы были разгорячены и, под покровом наружного спокойствия, клокотал уже вулкан. Но и в лагере патриотов тоже царило лихорадочное оживление.

Встревоженный и негодующей полицеймейстер прилетел к князю с докладом, что «подлые черносотенцы» снова замышляют какую–то гадость против «несчастного и мирного» еврейского населения. До его сведения дошло, что в городе готовится патриотическая манифестация, и что на тайных сходках произносят зажигательные речи; поэтому он считал необходимым немедленно арестовать этих, так называемых, «русских патриотов». С арестом надо было спешить, потому что назавтра приходился базарный день, и предстояли похороны христианских и еврейских жертв только что бывшего беспорядка.

Нервный, раздражённый и полубольной князь, ради поддержания спокойствия, согласился принять строгие меры. Уже дня два, как его бомбардировали из Петербурга депешами с настоятельными требованиями сделать всё, чтобы оградить евреев от всяких нападений и, не стесняясь, действовать вооружённой силой, против «погромщиков», которые рассчитывают на грабёж и убийства, под предлогом верноподданичества и патриотизма.

Между тем, ничто как будто не оправдывало опасений Боявского, который, тем не менее, тотчас же задержал всех тех, кого подозревал заправилами патриотического движения.

Ночь прошла спокойно, а с зарёй стали приезжать на базар крестьяне, и торговля пошла обычным ходом.

Ввиду установившегося в городе спокойствия и порядка, Нина решилась съездить по делу в склад Красного Креста, куда должен был прибыть транспорт пожертвованных вещей из уезда. Склад временно помещался в бастовавшем уже некоторое время коммерческом училище, и Нина хотела сама принять прибывшие вещи от сопровождавших транспорт дам.

Собралось довольно многочисленное общество, состоявшее из десятка участниц комитета Красного Креста, такого же количества дам и барышень, являвшихся ежедневно на шитьё, или помогавших складыванию и распаковке вещей, нескольких человек мужчин, членов комитета и, наконец, прибывших с транспортом дам. В течение часа работа кипела вокруг столов, заваленных бельём, одеялами и разными припасами в виде чая, сахара, кофе и т. д., как вдруг шум на улице обратил всеобщее внимание.

Слышался глухой гул голосов и топот приближавшейся громадной толпы, а по временам раздавались выстрелы. Все, разумеется, кинулись к окнам.

Плотная толпа с шумом запружала улицы, а площадь, на которую выходило коммерческое училище, заполнялась теперь рабочими и школьниками с красными флагами. В эту минуту, под самыми окнами училища, раздался страшный взрыв, от которого задрожало всё здание, разлетелись вдребезги стекла, вещи попадали на пол и свалился с колонки бюст Пушкина.

Произошла паника. Несколько лиц было ранено осколками стекол, а одна из дам, сшибленная взрывом, ударилась головой при падении. Как испуганное стадо, бросились присутствовавшие с криками и рыданиями к выходу, толкаясь, опрокидывая стулья и сбрасывая на пол преграждавшие им дорогу вещи.

Нина не была задета, но видя скопление у дверей, она отошла вглубь залы, где к ней подошла жена одного из профессоров.

Нина недолюбливала эту чету, которая пользовалась покровительством её мачехи и принимала ближайшее участие во всех благотворительных комитетах Зинаиды Моисеевны, но в эту минуту опасность положения заглушила в ней обычную антипатию.

– Боже мой! Как отсюда выйти? Найдёшь ли экипаж теперь, в этой сумятице? – волновалась Нина.

– Да, княжна, выходить теперь рискованно, могут быть и ещё бомбы. А хуже всего, сюда может ворваться народ и начать грабить. Слышите, какой страшный гам!

С площади, вперемешку с пением, неслись дикие крики:

– Долой тиранию!.. Да здравствует свобода!.. Да здравствует республика!

Холодный ветер врывался в разбитые окна.

– Что делать?! Боже мой, что делать? – тревожно шептала Нина, зябко кутаясь в горностаевую накидку.

– Знаете ли, Нина Георгиевна, что, мне кажется, будет самым разумным в данную минуту? Поднимитесь наверх, к церкви; это всё–таки будет всего безопаснее. А оттуда, по другой лестнице, можно будет спуститься и выйти на улицу позади училища. Если вы не сыщете вашего экипажа, – ну, в худшем случае, вы вернётесь домой на извозчике.

– Вы правы, Амалия Карловна, попытаемся спастись туда. И обе они поспешно поднялись в верхний этаж.

– Войдите, княжна, и подождите меня, а я постараюсь достать верхнее платье и осмотрю, свободна ли лестница.

Не дожидаясь ответа, она втолкнула Нину и захлопнула за ней дверь. Нина испуганно огляделась.

Она очутилась в комнате перед церковью. С удивлением увидала она, что церковь освещена, и у алтаря стояла кучка людей и, между прочим, Аронштейн во фраке и белом галстуке. На его бледном лице застыло выражение, от которого Нину бросило в дрожь. У неё мелькнула мысль бежать, и она проворно толкнулась в дверь, но та не подавалась, несмотря на все её усилия. Её охватил ужас, и сердце чуть не разрывалось в груди. Пока она возилась у двери, её тронула чья–то холодная рука.

– Пожалуйста, успокойтесь, княжна, и соблаговолите меня выслушать. Я должен вам сообщить нечто важное.

Нина смерила Аронштейна враждебным взглядом и сбросила его руку.

– Что означает эта западня, г–н Аронштейн? Я требую, чтобы вы меня выпустили отсюда.

– После того, как вы меня выслушаете. Но я буду краток, потому что время не терпит. Вы меня оттолкнули, Нина Георгиевна, вы облили меня презрением, вы отняли у меня возможность завоевать ваше сердце и получить вашу руку, как это мог бы сделать всякий другой. Но я не из тех, которые отказываются от достижения желаемого, а вы для меня не только цель, а сущность моей жизни. Поэтому вы выйдете из этой церкви не иначе, как моей женой. Всё готово: священник и шафера нас ждут, недостаёт только вашего согласия.