Читать книгу - "Китайская головоломка - Аркадий Жемчугов"

У заседавших в Шанхае отцов-основателей КПК была на этот счет совсем иная точка зрения. Ее отчетливо выразил делегат от Кантона Чэнь Гунбо. Поддержав доклад Чжан Готао, он решительно высказался за то, чтобы КПК «всегда занимала в полной мере самостоятельную позицию, отстаивала интересы пролетариата и не вступала ни в какие взаимоотношения с другими партиями».

Другой участник съезда, Ли Да, отмечает в своих мемуарах, что в документах съезда «был дан анализ классовой природы как пекинского правительства бэйянских милитаристов, так и южного республиканского правительства Сунь Ятсена: ставилась задача свержения пекинского правительства и выражалось неудовлетворение политикой южных властей».

А Чэнь Таньцю, тоже участник шанхайского съезда, пишет в своих воспоминаниях, будто делегаты, одобрив в целом доклад Чжан Готао, заявили, что «вообще к учению Сунь Ятсена нужно подходить критически, но отдельные практические прогрессивные действия необходимо поддерживать, применяя формы внепартийного сотрудничества».

Были голоса и в поддержку предложений Маринга о совместном сотрудничестве с различными политическими силами на базе общности антиимпериалистических целей. Секретарь съезда Чжоу Фохай признается, что он и Бао Хуйсэн выступили на съезде с предложением о сотрудничестве с республиканским правительством Сунь Ятсена. Однако большинством голосов прошла политическая установка Чжан Готао.

Обсуждался на съезде вопрос о том, как должна действовать КПК: легально, открыто, или нелегально, в подполье. Делегат от Шанхая Ли Ханцзян, представляя позицию группы так называемых «легальных марксистов», выступил за создание «легальной партийной организации, занимающейся легальной пропагандой марксизма-ленинизма». Но эта идея не получила одобрения у большинства участников съезда.

Повесткой дня предусматривалось принятие ряда важных политических документов и в первую очередь «Первой программы КПК» и «Манифеста КПК». О том, что эти основополагающие документы партии обсуждались и были одобрены большинством делегатов, свидетельствуют в своих мемуарах Ли Да, Чэнь Гунбо, Чжоу Фохай. Этот факт трижды подтвердил Дуй Биу. Oн также участвовал в работе съезда. В 1937 году в беседе с американской журналисткой Эл. Сноу он сообщил: «Мы приняли антиимпериалистический, антимилитаристский манифест, но в нашем распоряжении нет этого первого документа партии». В 1956 году он повторно заявил: «Я отчетливо помню, что участвовал в написании манифеста». Наконец, на страницах газеты «Жэньминь жибао», главного рупора КПК, 30 июня 1961 года все тот же Дун Биу в третий раз признался, что антиимпериалистическая и антимилитаристская политическая программа учредительного съезда КЦК была зафиксирована в «документе типа манифеста».

Справедливости ради следует отметить, что председательствовавший на съезде в Шанхае Чжан Готао, который по свидетельству других делегатов лично занимался подготовкой манифеста, не обмолвился об этом ни единым словом в мемуарах, написанных им в 5060-е годы. Не упоминает об этом и еще един отец-основатель Бао Хуйсэн. В чем дело? А в том, что в манифесте содержалась резкая критика Сунь Ятсена. И только. Не случайно после доклада Чжан Готао съезд под давлением Маринга и Никольского принял решение, чтобы вопрос о публикации манифеста передать на усмотрение еще не избранного руководства КПК. Одобренный делегатами текст манифеста Чэнь Гунбо лично привез в Кантон и передал Чэнь Дусю, который был избран генеральным секретарем КПК. Тот самый Чэнь Дусю, который считал преждевременным создавать в Китае партию пролетариата. Этот факт подтверждает Ли Да: «Манифест I съезда находился в портфеле Чэнь Дусю и пропал неизвестно куда». Предельно ясно высказался Чжоу Фохай: представители Коминтерна, и прежде всего Маринг, аннулировали решение съезда. А в отношении упрямца Чэнь Гунбо были сделаны оргвыводы. Летом 1922 года не без колебаний ЦК КПК исключил его из партии за антисуньятсеновскую позицию и даже пошел на крайнюю меру — роспуск всей партийной организации Кантона. Коминтерну не нужны были инакомыслящие. Это подрывало дело мировой пролетарской революции.

В 1926 году руководство КПК выпустило в свет сборник документов и материалов «Политическая платформа Коммунистической партии Китая за пять лет». В нем не было даже намека на то, что съездом были приняты «Первая программа КПК» и «Манифест КПК». Более того, в том же 1926 году, а это было время кризиса внутри созданного усилиями Коминтерна единого фронта КПК и гоминьдана, Секретариат ЦК КПК выступил с официальным заявлением, в котором начисто отрицалась сама возможность принятия манифеста.

Итоги учредительного съезда КПК не могли радовать Москву. Они вызвали раздражение. Показательна в этом отношении реакция уполномоченного Профинтерна Ю. Д. Смургиса, который вскоре после завершения съезда охарактеризовал его делегатов и остальных членов КПК, как «причисляющих себя к коммунистической партии», как «именующих себя коммунистами». И даже высказал сомнение в том, что в Китае была создана действительно коммунистическая партия.

Та же мысль таится в высказываниях Г. Войтинского, который был непосредственно причастен в созданию первых коммунистических кружков в Китае. В октябре 1923 года он, в частности, заявил: «При существующем положении в Китае рабочее движение далеко не такой крупный фактор, чтобы быть способным вести за собой все национальное движение против империализма».

Непролетарский характер КПК признается пленумом ЦК КПК, состоявшимся в ноябре 1927 года. В принятой на нем резолюции «Ближайшие организационные задачи Коммунистической партий Китая» прямо говорится: «Одним из основных организационных недочетов КПК, имеющих огромное политическое значение, является то обстоятельство, что почти весь руководящий актив нашей партии состоит не из рабочих и, даже не из беднейших крестьян, а из представителей мелкобуржуазной интеллигенции. КПК стала складываться как политическое течение и как партия еще в тот период, когда китайский пролетариат не самоопределился еще как класс и когда классовое движение рабочих и крестьян находилось еще в самом зачатке. Подъем национально-освободительного движения, в котором огромную роль сыграла вначале буржуазия, и в особенности мелкобуржуазная интеллигенция, опередил в Китае задолго рост классового самосознания и классовой борьбы эксплуатируемых масс. В этот период наиболее радикальные элементы мелкой буржуазии устремились в ряды нашей партии, занимавшей самое левое крыло на фронте национально-освободительного движения. Эти элементы и составляли первоначальное ядро китайской коммунистической партии. Массовый приток рабочих и беднейших крестьян в партию начался сравнительно поздно, по мере развертывания революционного классового движения трудящихся. В силу этого руководящая роль в КПК и сохранилась за выходцами из мелкобуржуазных слоев. Поднятая волной революционного подъема и энтузиазма первого периода, не прошедшая теоретической школы марксизма-ленинизма, не знающая опыта международного пролетарского движения, не связанная с эксплуатируемыми низами китайского народа, стоящая в стороне от классовой борьбы рабочих и крестьян, значительная часть этих революционных мелкобуржуазных элементов не только не переварилась в КПК, не только не переделалась в последовательных пролетарских революционеров, но сама внесла в КПК всю политическую неустойчивость, непоследовательность к организации, непролетарские навыки и традиции, предрассудки и иллюзии, на которые только способен мелкобуржуазный революционер».