Читать книгу - "Агата Кристи - Екатерина Цимбаева"

Третьи подробно, по минутам, восстанавливают все ее действия и разговоры («сидела в одиночестве с отсутствующим видом», «закуталась в шубу», «подняла дочкиного Синего мишку» и пр.), но все это является более или менее художественной реконструкцией предполагаемого, ведь наблюдать это никто не мог, а сама Агата Кристи, ее дочь и близкие никогда не прибавили ни слова к официальной версии об «амнезии».

А может быть, все проще: потрясенная публичностью скандала, в страхе перед путавшим тогда даже безвестных людей кошмаром бракоразводного процесса, она просто пожелала скрыться, передохнуть, укрепить нервы доступными ей средствами? Она записалась под чужим именем и фамилией соперницы. Результат амнезии? или измученный мозг находившейся, бесспорно, в состоянии нервного срыва женщины уцепился за первое вспомнившееся имя? К фамилии Нил она не имела предубеждения: позднее в романе «Карман, полный ржи» ее носит очень симпатичный инспектор.

Все эти версии весьма интересны, но гораздо интереснее другое. Задумывается ли кто-нибудь, почему так много шума вокруг этого исчезновения? да потому, что Агата Кристи жила в Англии. Исчезни французская знаменитость, все только посмеялись бы, как ловко она провела журналистов. В Америке газеты легко возбудили бы национальную истерию и кампанию под лозунгом «Ты можешь найти ее!», но после обнаружения пропавшей сенсация в две недели сошла бы на нет. В Англии она не забывается вот уже 90 лет и не исчезнет, пока не исчезнет сама Англия.

Э. Бульвер-Литтон в «Кенелме Чиллингли» рассуждал, что человек, о чьем исчезновении из дома сообщалось в полицейских объявлениях, просто не имеет права «пропасть и опять объявиться, вместо того, чтобы оказаться убитым. Все газеты напустились бы на него… именем общественной благопристойности потребовали бы исчерпывающих объяснений, почему он цел и вернулся, но никаких объяснений не приняли бы: жизнь, может быть, и спасена, но репутация потеряна». Такая огласка преследовала бы человека всю жизнь «неопределенными намеками на преступные наклонности или помешательство». Это строки из классического викторианского романа, но ничего не изменилось за полвека: возвращение исчезнувшего человека живым по-прежнему губило его репутацию. Так и произошло с Агатой Кристи, по каким-то причинам пожелавшей побыть не там, где ее привыкли видеть, и скрыться от журналистов. На время ей это удалось, но всю жизнь — и после смерти — это добровольное исчезновение именно преследовало ее «неопределенными намеками на помешательство».

5

Однако сенсационность исчезновения и готовность журналистов и биографов бесконечно обсуждать его причины заставили упустить из виду один немаловажный момент. Страдания Агаты Кристи, так тяжело переживавшей кризис в семейной жизни, очевидны. Но никто, кажется, не задался вопросом: а что все это значило для него? Муж оставляет жену — самое обыкновенное дело, стоит ли об этом размышлять? тогда стоило.

Развод в 1920-е годы был событием из ряда вон выходящим, редким, приковывавшим нездоровое любопытство даже к никому не известным персонам и имевшим самые неприятные последствия для тех, кто прошел через его унижение и публичный позор. И Арчи Кристи, который так заботился о своем социальном положении, так стремился сделать состояние, достичь достойного и стабильного положения, был так добропорядочен в душе и респектабелен в поведении, — неужели он этого не понимал? Разводы после войны постепенно становились чаще, но не в среде деловых людей, которые обязаны были любой ценой избегать пятен на репутации (для политиков это остается в силе по сей день). Признаваясь перед судом в измене, он, во-первых, лгал под присягой, поскольку заявлял о несуществовавшей связи с нанятой женщиной. Ложная клятва на Библии — преступление перед Богом, а это немало! Но божественная кара если и последует, то не скоро. Земная кара ждала его тотчас.

Виновный в разрушении семьи, он навсегда губил свою профессиональную репутацию надежного делового партнера; никогда бы не смог войти в правление какой бы то ни было фирмы или стать председателем любой комиссии; его не приняли бы ни в какой клуб, а в своем клубе он стал бы парией (до войны его просто оттуда исключили бы); на встречах однополчан его бы уже не приветствовали с прежним радушием; его перестали бы приглашать в хорошее общество, и он не имел бы ни тени надежды быть когда-либо принятым ко двору; священник отвел бы ему и его новой жене худшие скамьи в церкви (а еще недавно даже не допустил бы к причастию); торговцы отказали бы ему в кредите; родственники разорвали бы всякие отношения; соседи относились бы с подозрением или неприязнью. Перечитайте под этим углом зрения роман «По направлению к нулю» и почувствуйте атмосферу всеобщего осуждения, окружавшую разведенного человека, а ведь там речь идет о богатом спортсмене-любителе, а не о бизнесмене, стремящемся сделать карьеру в Сити. Наконец, он лишался отцовских прав и возможности хоть издали видеть Розалинду, а вместе с тем большая часть его доходов уходила бы на содержание дочери и бывшей жены. Конечно, он мог сохранить каких-то друзей, в основном из числа таких же разведенных, но они ни в малейшей степени не могли компенсировать ему то, что он терял. То был полный жизненный крах.

А что он получал взамен? возможность соединиться с любимой женщиной? Разумеется, бывает, что бурные страсти захлестывают людей и те теряют способность видеть вещи в их истинном свете. Но неужели такой всплеск чувств возможен по отношению к женщине, которую он знал много лет, не такой уж юной, чтобы внезапно поразить его превращением из дурнушки в красавицу? Сама Агата Кристи все свела к велению судьбы: «Если бы я не уехала в Эшфилд и не оставила его в Лондоне одного, скорее всего, он никогда и внимания бы не обратил на эту девушку. На эту, может быть, и нет, но рано или поздно что-то все же случилось бы, ибо я, наверное, не была способна заполнить жизнь Арчи. Он просто уже созрел для того, чтобы в кого-нибудь влюбиться, хоть сам о том и не догадывался. Или все дело было именно в этой девушке? Может, ему на роду было написано неожиданно влюбиться в нее? Когда мы встречались с ней прежде, он ничуть не был в нее влюблен. Он даже не хотел, чтобы я ее приглашала, так как это могло сорвать его воскресную партию в гольф. Но когда он в нее влюбился, то влюбился внезапно, в одно мгновение, как когда-то в меня. Что ж, вероятно, так было назначено судьбой».

Но это совсем беспомощное объяснение: созрел, хотя не знал, на роду написано и пр. В конце концов, умение обуздывать любые сильные чувства в крови у англичан. Полковник Кристи не бросился бы в панике с поля боя, потому что его воспитали в убеждении, что это позорно. Точно так же он не бросил бы семью, потому что его воспитали в убеждении, что и это позорно. Тогда чего ради он разрушал свою жизнь?!

Описывая его поведение в дни, предшествовавшие окончательному разъезду, Агата Кристи недоумевает: