Читать книгу - "Контрразведка. Охота за кротами - Анатолий Терещенко"

Майор сразу же был взят в активное оперативное изучение. То, что перед чекистами был шпион, не вызывало сомнений. Но для суда нужны доказательства.

Начальник отделения Петриченко вызвал в кабинет Стороженко.

— Николай Семенович, вы институт еще не забыли? — неожиданно спросил он.

— Как же забыть «первую любовь»!

— Ну, тогда и карты в руки. Я включаю вас с майором Пашкиным в оперативную группу. Будете работать по вероятному шпиону. Об одном прошу: об этом никто не должен знать даже в отделении. Конспирация превыше всего! Ясно?

— Понятно.

Он обрисовал некоторые детали обстановки, поставил конкретные задачи и потребовал ежедневных докладов. Стороженко гордился высоким доверием, оказанным ему руководством отделения и отдела.

С этого периода проверка оборотня началась по «двухпутке»: территориальные органы госбезопасности изучали его по месту жительства, органы военной контрразведки — по месту службы. Обмен информацией проходил ежедневно.

А тем временем события стали развиваться стремительно, с элементами непредсказуемости. Требовался жесткий и постоянный контроль за действиями изучаемого офицера. Полученная информация о сооружении агентом тайника в квартире в верхнем торце санитарного шкафа туалета говорила, что агент прячет улики. Но для чего? Чтоб временно прекратить работу или возобновить ее?

На службе Филатов демонстрировал штабную пунктуальность в работе с секретными документами, даже нарочитую боязнь несанкционированного доступа к ним. В то же время явно фиксировалась внутренняя напряженность.

* * *

Месяц за месяцем упорной работы позволили создать психологический портрет этого человека: одного на службе, другого дома. На работе он показывал сплошную идеологическую выдержанность. Никогда и нигде не позволял резкостей по адресу политорганов, существующей системы и ее вождей. На партсобраниях выступал горячо, убедительно демонстрируя руководству свою «политическую зрелость», клеймил позором американский империализм. Не случайно его приметил начальник политотдела института. Скоро Филатова избрали секретарем партийной организации отдела.

Шаг за шагом оперативники вели документирование преступной деятельности предателя. Агент действовал крайне осторожно: инстинкт самосохранения работал четко! Однако, попав под чекистский невидимый колпак, он уже был не в силах, даже если бы и захотел, выскочить из-под него. Бездействовать он не хотел и в какой-то мере боялся угроз американцев. А его действия оставляли следы.

Вернувшись из Алжира, «Алекс» по заданию ЦРУ успел передать ряд секретных сведений в Лэнгли. Но вскоре этому был положен конец. Закономерным финалом предателя Родины, изменившего словам присяги и долгу разведчика, был его негласный арест, в котором принимал участие и Стороженко.

С этих пор и до суда контрразведчики стали кормить американцев в ходе оперативной игры тупиковой дезинформацией…

* * *

Разбирательство показало, что агент и его заокеанские подручные готовились к «большим делам». «Алекс» стал бы суперагентом, если бы ему удалось пробраться в центральный аппарат ГРУ. По прибытии в СССР Филатов должен был поставить условный знак о готовности приема односторонних радиопередач, однако побоялся это сделать и сообщил в ЦРУ «письмом-прикрытием». Кстати, односторонняя передача, как учил его Майкл, могла передаваться в течение месяца до 8-10 раз. Согласно инструкции для «Алекса»:

«Ровно в 21 час на условной волне женский голос в течение десяти минут с небольшим интервалом будет вести счет до десяти. Затем последует 10 коротких тональных сигналов, и вслед за ними начнется шифрованная передача.

Перед кодированием текстом будут указаны номер — трехзначное число — и количество групп пятизначных чисел. Телеграммы с нечетным номером являются учебными».

Выполняя задание, «Алекс» в декабре 1976-го и в январе 1977 года с помощью полученного от американцев специального электронного устройства и имеющегося у него транзисторного приемника «Националь-Панасоник» принял две радиограммы с целью проверки возможностей поддержания связи.

В ночь с 29 на 30 января 1977 года во время дежурства в институте он с помощью находившейся при нем шифро-таблицы и специальной копировальной бумаги подготовил для ЦРУ первое шифрованное тайнописное донесение, в котором уведомил американцев о своем назначении в институт ГРУ, его структуре и задачах. Это «письмо-прикрытие» отправил 8 февраля 1977 года через почтовый ящик у станции метро «Проспект Мира».

В первых числах марта он принял очередную кодированную радиограмму, в которой из-за океана подтвердили получение первого донесения и предписывали направить очередное 1 марта.

Придя однажды поздно после службы и очередной гулянки, когда семья уже спала, «Алекс» на кухне подготовил текст второго шпионского сообщения и опять «письмом-прикрытием» 19 марта 1977 года отправил его через прежний почтовый ящик.

В конце марта он принял и расшифровал очередную радиограмму разведцентра США, в которой сообщалось, что вместо тайника под условным наименованием «Дружба» для связи с ним предусмотрен тайник «Река». Далее разъяснялся порядок пользования тайником и указывалось место его расположения — на Костомаровской набережной в Москве. В июне Филатов получил новую квартиру и хотел принять очередную радиограмму, но из-за сильных радиопомех попытка оказалась безуспешной. Поэтому он решил заложить тайник.

Готовясь к этой операции, «Алекс» выехал на Костомаровскую набережную на рекогносцировку будущей акции. Согласно инструкции от 24 июня, на стене дома № 15 по улице Вавилова поставил метку. Она говорила о готовности агента на следующий день изъять содержимое тайника.

Под покровом темноты он пришел к тайнику «Река», но контейнера на месте не обнаружил. На следующий день шпион повторил действо — и снова безрезультатно…

«Что за черт, может, кто подобрал? Или я успел наследить? Скорее надо драпать отсюда, иначе можно вляпаться и привести «хвост», — подумал он и осмотрелся. По телу пробежал противный озноб. На лбу показались градинки пота.

Вечером дома «Алекс» подготовил третье донесение, в котором информировал хозяев о безуспешной попытке обнаружить и изъять тайниковую закладку. В нем же он сообщил, что из-за плохой слышимости не может принимать радиограммы, и предложил использовать запасной канал связи под условным названием «Стадион». Просил о личной встрече с представителем ЦРУ в Москве. Письмо опустил на следующий день в почтовый ящик у метро «Площадь Революции».

Вот как объяснял Филатов на следствии работу с первой американской радиограммой:

«…Согласно инструкции американской разведки,

21 января 1977 года мною был осуществлен прием первой «боевой» кодированной радиограммы. Записав текст радиосообщения, я в тот же вечер начал его расшифровку. Не уложившись в первый вечер, я продолжил эту работу