Читать книгу - "Три льва - Михаил Голденков"

Был день. Это Кмитич определил по маленьким зарешеченным окошкам, в которые посмотреть не было никакой возможности, разве что если собрать все диваны и навалить один на другой. Но слабость не позволяла даже мечтать заняться этим… Вдруг двери открылись, и в комнату вошли люди: два янычара, с широкими саблями, тут же вставшие по бокам двери, старичок с длинной седой бородкой и молодой парень. На старичке и парне были большие круглые белые тюрбаны, шаровары, туфли с закрученными вверх носками, чтобы не попирать носком обуви прах предков. Это были определенно турки. Парень оказался переводчиком. Он достаточно сносно говорил по-литвински, лишь с легким акцентом — звук «д» в его произношении не звенел, как у литвинов. «Сын какой-нибудь нашей невольницы, ни разу не бывавший на родине», — подумал Кмитич, внимательно взглянув на парня. Тот и в самом деле по внешности мог быть как турком, так и литвином, например, из Брестского воеводства, где черноволосых людей с карими глазами можно было часто встретить. Старичок оказался лекарем. Он внимательно осматривал и ощупывал Кмитича. Переводчик коротко переводил команды старичка и совершенно не реагировал на вопросы князя, который беспрестанно спрашивал:

— Скажите, где я? Что с моими товарищами?..

Вскоре старичок закончил осмотр, размотав повязку на голове Кмитича, мило улыбнулся в очередной раз и без всяких слов переводчика удалился. Ушли и янычары, все время визита стоявшие, как изваяния, у двери. Не успел Кмитич опомниться, как двери вновь распахнулись, и три девушки в чадрах принесли подносы с едой. На одном подносе был зажаренный фазан, украшенный перьями, на втором фрукты — виноград, хурма, персики, а на третьем — некое питье в кувшине. Поставив все это к ногам Кмитича, девушки поклонились и мелким шагом удалились, не сказав ни слова. Хотя что они могли сказать!

Кмитич, почувствовав изрядный голод — «И сколько же дней я не ел?», — набросился на еду, запив все душистым чаем, который ранее никогда не пил, считая чай, как считал и Михал, азиатской дурью. После сытного обеда полковник почувствовал себя гораздо лучше, вялость и усталость пропали… Вновь появились три девушки и унесли пустые подносы, теперь перед Кмитичем поставили глубокое блюдо с водой для мытья рук…

«Что ж, со мной обходятся более чем благородно, — удивлялся оршанский князь, — но это и настораживает. Что-то тут все далеко не просто…»

День закончился. Больше никто не тревожил Кмитича, и он уснул, хотя сон долго не шел к оршанскому князю: слишком уж много мыслей толкалось в его голове.

Утром следующего дня девушки вновь принесли еду, только уже вместо жареного фазана была индейка, которую Кмитич едва одолел наполовину. Затем его отвели в ванную комнату. Ну а еще через час пришли янычары и дали понять, что Кмитичу нужно идти вместе с ними.

— Надеюсь, не на казнь, если уж меня так сытно кормили, — улыбнулся янычарам Кмитич, но те, похоже, не понимали русского языка: ни киевско-русинского, ни, тем более, литвинского.

Кмитича вели недалеко, по широкому арочному коридору, украшенному тонким орнаментом и чудной работы лепниной. Вскоре перед ним распахнулись широкие бирюзовые двери, и его, слегка подталкивая, ввели в наполненную ритмичной музыкой большую залу, богато украшенную расписными персидскими коврами. Вокруг курились благовония, в центре этого великолепия сидел человек в высоком белом не то тюрбане, не то шапке-колпаке с четками в руках. Две огромных темно-коричневых кисти торчали по краям его диковинного высоченного головного убора, а третья кисть, размером с половину лица самого человека, свисала у виска. Зеленый халат был отделан темным мехом. Две девушки, сидя по-турецки в углу залы, играли на арфе и бубне, а третья задавала ритм, хлопая в ладоши. Головы женщин, играющей на арфе и хлопавшей в ладоши, были покрыты платками, поверх которых были надеты колпаки, перевязанные лентами. У девушки, играющей на бубне, колпак отсутствовал, но голову покрывал белый платок. Перед человеком в огромном головном уборе танцевали еще три девушки с оголенными животами и закрытыми лицами. Они соблазнительно передергивали бедрами, мелко трясли животами, не останавливаясь в танце, глубоко приседали на корточки, тряся упругими круглыми ягодицами под цветастыми шароварами (у каждой шаровары были разного цвета: желтые, голубые, красные), выпрямлялись, вновь трясли животами, плавно, словно змеи, извивались их оголенные руки… Кмитич аж забыл, где он находится. С открытым ртом он смотрел на чарующий чудо-танец этих сказочных танцовщиц. Ничего более грациозного и соблазнительного он еще в своей жизни не видел. «Разве у нас такое где есть?» — думал ошарашенный полковник…

Он даже забыл про мужчину в центре, который медленно перевел взгляд с танцующих на Кмитича и тут же поднял руку. Музыка враз смолкла, танцовщицы замерли, Кмитич очнулся. Человек («Не иначе сам султан», — подумал Кмитич) сделал второй короткий жест — и музыкантши с танцовщицами удалились, приняв на бегу полусклоненную позу. Осталась лишь охрана — высокие янычары с огромными саблями — да уже знакомый молодой переводчик.

Человек в большой чалме с огромными кистями указал на место перед собой, и Кмитич прошел, сев напротив. Вторым жестом человек указал на разложенные по блюдам и вазонам фрукты и какие-то чисто турецкие сладости. «Интересно, он заговорит когда-нибудь?» — подумал Кмитич, кивнул в знак благодарности и взял с подноса яблоко.

— Великий султан Мехмед Четвертый приветствует тебя, о русский князь Самуэль Кмитич, наш дорогой гость, — произнес наконец-то переводчик.

— Вы знаете, как меня зовут? — приподнял удивленно брови Кмитич.

— Нам все о вас известно, — через переводчика сказал султан, мягко улыбнувшись. Это был мужчина, судя по виду, примерно одного с Кмитичем возраста, с загорелым лицом с приятными правильными чертами, худощавый и стройный. Его голос также звучал достаточно мелодично и приятно. «Пожалуй, у турок красивый язык, — подумал Кмитич, вслушиваясь в мелодию незнакомой ему речи, — по крайней мере, красивее, чем тарабарское лопотание финнов, мордвинов и прочих вепсов-московитян». Гость? Значит, гость… Кмитичу это понравилось — это означало, что здесь он временно и сможет уйти, когда захочет. От сердца слегка отлегло.

— Я тоже рад лично познакомиться с господином султаном, — ответил, приободрившись, Кмитич, — и у меня сразу вопрос: где я нахожусь и и как долго? Что случилось в Каменце и живы ли паны Володыевский и Потоцкий?

Султан улыбнулся так, будто Кмитич спросил что-то либо смешное, либо запретное.

— Я рад, что вы интересуетесь здоровьем и жизнью ваших товарищей, ибо у нас тут по этому поводу были кое-какие подозрения, которые вы, пан Кмитич, мы надеемся, рассеете.

— Какие сомнения?

Но султан не спешил отвечать на вопросы Кмитича.

— Если вы ничего не помните, а вы и не можете помнить, то я вкратце вам расскажу, — заговорил султан, прожевав и проглотив пару виноградин.

— Итак, мой уважаемый князь Кмитич. 27-го августа по вашему христианскому календарю в городе прогремел взрыв. Даже два взрыва. Взорвался склад с порохом. Как нам говорил ваш пан Маковецкий, взорвалось около двух сотен бочек пороха. Во дворе в это время находилось около пятисот человек.