Читать книгу - "От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк"

Когда молодой граф узнал о поступке своих крестьян, то тотчас же приехал в село, благодарил крестьян, всем дал вольную, подарил им все земли, прилегающие к селу и уже за свой счет обнес памятник богатой оградой.

Занятия в районе Тарутина – Гракова продолжались целую неделю. Шла молотьба, и солдаты в свободное от занятий время принимали в ней самое деятельное участие, все время царило общее веселье. Молодые бабы и девушки весело болтали с солдатами, перебрасывались шутками, целовались даже, но ни одна не перешла известной границы. Поражало общее довольство, незабитость баб и детей.

И моя молодая хозяйка взяла слово с денщика, что он не будет покупать хлеба, пока мы стоим у нее, и присылала по утрам чудесные сдобные булочки в глубокой тарелке с горячим топленым маслом.

Большой интерес придавало занятиям умелое руководство начальника 1-й гренадерской дивизии генерал-лейтенанта Н. В. Эллиса, моего первого батальонного командира в Семеновском полку. Уже тогда полки 1-й гренадерской дивизии славились своим умением ходить, были основательно обучены действию в рассыпном строю, ночным действиям в полной тишине.

Сбор закончился двухсторонним маневром корпуса в окрестностях города Серпухова под руководством командира гренадерского корпуса генерал-адъютанта Столыпина.

В марте 1887 года в Москве освободился штаб 13-й кавалерийской дивизии,^[58] и высочайшим приказом 17 марта я был назначен на эту должность, причем получил телеграмму от помощника начальника Главного штаба: «Поздравляю, ваше желание исполнено, вы остаетесь в Москве».

Мы с женой были очень обрадованы этим назначением. Но уже в Благовещенье, когда мы вернулись около полудня домой, денщик доложил, что приходили два раза от начальника штаба округа, ему необходимо меня видеть.

На другой день в 8 часов утра я уже был у генерал-лейтенанта Духовского,^[59] который тотчас же показал мне расшифрованную телеграмму начальника Главного штаба: «Во сколько дней может 13-я кавалерийская дивизия выступить на австрийскую границу? Прошу до времени сохранить в секрете. Обручев».

На вопрос о сроке готовности я тотчас же ответил:

– Согласно мобилизационному плану будем готовы на третий день. Но как же сохранить в секрете мобилизацию, которую необходимо тотчас же начинать, как же не поставить в известность семьи, остающиеся дома?

Было решено командировать в Главный штаб старшего адъютанта штаба дивизии, чтобы получить точные указания. Через два дня пришла вторая телеграмма: «Мобилизацию отложить до особого приказания».

Дивизия была чрезвычайно широко расквартирована: штаб – Москва, 37-й драгунский Военного ордена полк – Гжатск (Смоленской губернии); 38-й драгунский Владимирский полк^[60] – Коломна, 39-й драгунский Нарвский^[61] – Муром (Владимирской губернии); 2-й Оренбургский казачий полк^[62] – Нижний Новговрод.

Специально-кавалерийский сбор дивизия отбывала под Москвой. Широкое расквартирование давало возможность во время передвижения на специально-кавалерийский сбор и обратно широко вести с офицерами тактические занятия в поле благодаря указаниям и личному руководству двух выдающихся начальников дивизии генерал-лейтенантов Кульгачева и Скобельцина, от которого и принял дивизию Николай Егорович Мейкендорф.

Специально-кавалерийский сбор 1887 года мы отбыли под Москвой, но уже в августе было получено уведомление, что 22 июля государю императору благоугодно было утвердить нормальную дислокацию 13-й кавалерийской дивизии: штаб и 37-й драгунский Военного ордена полк – Люблин; 38-й драгунский Владимирский – Влодава; 29-й драгунский Нарвский – Грубешов; 2-й Оренбургский казачий – Холм. Стоянки 20-й и 22-й конных батарей^[63] припомнить не могу.

В октябре началась перевозка частей и закончилась к пятому ноября. Стоянки не были обследованы и располагаться на них зимою было крайне тяжело, особенно во Влодаве и в Грубешове.

Во Влодаве только для командира полка нашлась квартира в четыре комнаты, которую, однако, полковник Винтулов тотчас же отдал под офицерское собрание, а сам взял предназначавшуюся под собрание из трех маленьких комнат, настолько сырую, что за диваном в ней водились лягушки. Эскадроны стали по фольваркам в расстоянии от полкового штаба от пяти и до десяти верст.

Только часть эскадронных командиров имели квартиры с деревянными полами, остальные все с земляными. Не лучше обстояло дело и в Грубешове. Город Грубешов отстоял от железной дороги на 50 верст из них только 27 верст – шоссе, а остальные 23 версты грунтовой, лесной дороги по черноземью, в ненастье становившейся непроезжей. Сам город был немощеный, грязь на улицах так глубока, что подводы, приезжавшие осенью на базар, увязали по ступицу, и если случался мороз, то выехать уже было нельзя, лошади или волы выпрягались, подводы же оставались до следующей оттепели.

Но благородство начальника дивизии, удачный подбор командиров, бодрое настроение в частях преодолели все препятствия и сделали то, что не только занятия шли успешно, но и общественная жизнь офицеров не замерла.

На Масленницу в офицерских собраниях состоялись танцевальные вечера, на которые офицеры прибывали верхом в полушубках, надев поверх новых рейтуз старые, смазные сапоги на ногах, а лакированные в чехлах на седле или у вестового. По приезде, под лестницей Собрания, в приспособленном чулане переодевались, танцевали и ужинали до утра, и затем, вновь переодевшись, уезжали обратно в эскадроны; некоторые при этом являлись за 30, за 50 верст, всегда веселые, щегольски одетые, никто не жаловался.