Читать книгу - "Заветы Ильича. Сим победиши - Владлен Логинов"

Именно из этой среды вышли люди типа генерала В.В. Бис-купского, которые уже в 1920 году стали активно сотрудничать с немецкими фашистами. Туда же потянулись и некоторые эмигрантские монархические группы. «Фашизм, — писала берлинская газета “Дни”, — стал модной этикеткой для искателей русского престола»¹.

Но и в более благопристойной среде эмигрантов, с которой пришлось иметь дело во время поездки за границу бывшему солисту Его Величества, ставшему Народным артистом республики Леониду Витальевичу Собинову, — в адрес тех интеллигентов и специалистов, которые стали работать в советских учреждениях, пришлось услышать: «Гробов на вас, оставшихся в России, не хватает, когда мы вернемся водворять порядок на родине»^{213 214}

Впрочем, из двух миллионов человек, покинувших Россию в годы революции и гражданской войны бульшая часть, обремененная повседневными тяготами, ушла в частную жизнь. Их быт, психологию прекрасно описал Аркадий Аверченко в изданном в Париже сборнике рассказов «Дюжина ножей в спину революции». Ленин прочел его, 23 ноября 1921 года опубликовал рецензию — «Талантливая книжка» и предложил некоторые рассказы перепечатать в России, ибо, как он заметил, — «талант надо поощрять».

«Интересно наблюдать, — писал Владимир Ильич, — как до кипения дошедшая ненависть вызвала и замечательно сильные, и замечательно слабые места этой высокоталантливой книжки. Когда автор свои рассказы посвящает теме, ему неизвестной, выходит нехудожественно. Например, рассказ, изображающий Ленина и Троцкого в домашней жизни.

Злобы много, но только непохоже, любезный гражданин Аверченко! Уверяю вас, что недостатков у Ленина и у Троцкого много во всякой, в том числе, значит, и в домашней жизни. Только чтобы о них талантливо написать, надо их знать. А вы их не знаете.

..До настоящего пафоса, однако, автор поднимается лишь тогда, когда говорит о еде. Как ели богатые люди в старой России, как закусывали в Петрограде — нет, не в Петрограде, а в Петербурге — за 14 с полтиной и за 50 рублей и т. д. Автор описывает это прямо со сладострастием: вот это он пережил и перечувствовал, вот тут уже он ошибки не допустит».

Разговор двух «бывших»: один — бывший сенатор, второй — бывший директор огромного металлургического завода на Выборгской стороне. «Теперь он — приказчик комиссионного магазина, и в последнее время приобрел даже некоторую опытность в оценке поношенных дамский капотов…»

«Оба старичка вспоминают старое, петербургские закаты, улицы, театры, конечно, еду в “Медведе”, в “Вене” и в “Малом Ярославце” и т. д. И воспоминания прерываются восклицаниями: “Что мы им сделали? Кому мы мешали?”… “Чем им мешало все это?”… “За что они Россию так?”…

Аркадию Аверченко не понять, за что. Рабочие и крестьяне, — заключает Ленин, — понимают, видимо, без труда и не нуждаются в пояснениях»¹.

Но было в среде русского зарубежья достаточно много людей, которых волновали не столько тоска по утраченному, сколько будущее новой России. Это была, так сказать, элита русского зарубежья. Многие из них активно участвовали в борьбе против Советской власти в годы Гражданской войны. Но именно из этой среды как раз и вышли «сменовеховцы».

Идейное течение — «сменовеховство», — появившееся в эмиграции с началом НЭПа, связано с именем Н.В. Устряло-ва. До 1918 года Николай Васильевич как приват-доцент преподавал государственное право в Московском университете. В годы Гражданской войны входил в ЦК партии кадетов и в правительство Колчака, издавал в Омске газету «Русское Дело», а затем эмигрировал в Харбин, где вновь стал преподавать в тамошнем университете.

Летом 1921 года вместе с эмигрантами кадетского толка Ю.В. Ключниковым, С.С. Лукьяновым, С.С. Чахотиным, А.В. Боб-рищевым-Пушкиным, Ю.Н. Потехиным и др. он выпустил в Праге сборник «Смена Вех», а с октября 1921 года стал издавать в Париже журнал под тем же названием.

Содержательный анализ этого течения (с интересующей нас точки зрения) проделала французский историк Тамара Кондратьева в книге «Большевики-якобинцы и призрак термидора», вышедшей в Москве в 1991 году.

Сменовеховцы полагали, что ход истории и логика самой жизни значат куда больше, нежели оценка и осознание их вождями революции. Поэтому объективные итоги происходящих исторических процессов могут оказаться прямой противоположностью их субъективных устремлений и идеалов. Как говаривал во времена Французской революции Сен-Жюст, — «сила вещей ведет нас, по-видимому, к результатам, которые не приходили нам в голову»^{215 216}.

С этой позиции сменовеховцы и рассматривали процессы, происходившие в Советской России. «Мы, — писал Устря-лов, — вступили на “путь термидора”, который у нас, в отличие от Франции, будет, по-видимому, длиться годами и проходить под знаком революционной советской власти. Не бессмысленно бороться с новой Россией — долг русских патриотов, а посильно содействовать ее оздоровлению, честно идти навстречу “новому курсу” революционной власти, становящемуся жизненным, мощным и неотвратимым фактором воссоздания государства российского»²¹⁷.

Те, кто нуждался в моральном оправдании своего «поворота», вполне удовлетворились данным выводом. И если после поражения Первой русской революции знаменитые «Вехи» стали для многих оправданием примирения с царской властью, то теперь «Смена вех» помогла обосновать возможность и даже необходимость сотрудничества с властью советской.

«Ирония истории» на сей раз, видимо, состояла в том, что многие министры бывшего Временного правительства, свергнутого Советами в октябре 1917 года (военный министр АН. Верховский, морской министр Д.Н. Вердеревский, министр финансов Н.Н. Кутлер, министры путей сообщения Н.В. Некрасов и A.B. Ливеровский, министр почт и телеграфа, а затем министр внутренних дел А.М. Никитин, министр труда М.И. Скобелев, министры просвещения АА. Мануйлов, С.С. Салазкин и

С.Ф. Ольденбург), теперь исправно служили в советских учреждениях.

Помимо рабочих, крестьян и интеллигенции существовал еще один социальный слой, с которым надо было определять свои отношения ради достижения того же «гражданского мира». Речь идет о нэпманах, арендаторах госпредприятий, концессионерах, которые играли достаточно большую роль в ряде отраслей народного хозяйства и особенно в торговле.