Читать книгу - "Русское иго, или Нашествие ушкуйников на Золотую Орду - Вадим Телицын"

Особое внимание, которое новгородцы уделяли строительству именно каменных крепостей (вспомним, как строились каменные стены самого Новгорода), было, конечно, не случайным. «Военно-инженерные сооружения, особенно каменные, стали постоянно действующим фактором средневековой военной жизни и межгосударственных отношений. Они воплощали жизнестойкость народа не только в дни войны, но и мира»[140].

* * *

В 1330-х годах ушкуйники, жившие в Вычегде и Печоре, постепенно стали уступать эти земли Москве[141], которая начинает постепенно контролировать и пути движения отрядов повольников, действовавших на востоке новгородских владений.

…Борьба Новгорода и Москвы затягивалась на столетие, и ушкуйники оказываются втянуты в это противостояние, поскольку представляют собой серьезную военную (но не политическую) силу. Видимо, уже тогда некоторые из вожаков повольников задумывались о том, не стоит ли создать собственную «столицу», где и откуда, отказавшись от покровительства Новгорода, можно было бы вести собственную «игру».

Идея «вольницы», создания собственной «республики» (очень похожей на Новгород, но без бояр, посадников, князей) будоражила умы… Но это была еще идея, пока не воплотившаяся на практике…

Забегая вперед, ко времени «падения» Новгорода, задумаемся о причинах: «Что касается Новгорода, то его особенностью было посадничество — власть, параллельная княжеской. Расцвет демократии в Новгороде пришелся на XIV век, тогда город называли «господином» и «государем». В Новгороде велась активная политическая борьба, действовала многопартийная система. Новгородское вече состояло из 300 «золотых поясов», представителей самых богатых семей. Но своего кандидата в посадники выбирал каждый городской район. В середине XIV века кандидатов в посадники было всего 6, потом 24, потом 36 и даже 72. Сначала выборы степенного посадника проводились раз в год, потом каждые полгода. К пирогу тянулось все больше боярских семей.

Система стала неуправляемой, а власть коррупционной. Народ уже не знал, к кому предъявить претензии, — демократия себя изжила.

Народу противостояла вся олигархия, о чем есть записи в летописях о суде неправдивом, о неправедном правлении, о мздоимцах, которых после смерти земля не принимала. Народ перестал участвовать в политической жизни, изверился во власти.

В демократической модели был нарушен баланс. Когда Иван III подошел к Новгороду, вовсе не собираясь его завоевывать, город упал ему в руки, как перезревшее яблоко. Бояре не защищали город, они просили Ивана лишь об одном — не изгонять их из города. Царь пообещал, но через 10 лет переселил бояр в Нижний Новгород. Мой вывод такой: новгородскую демократию разрушили и сожрали олигархи»[142].

* * *

В 1337 году шведы сожгли предместье Ладоги и пытались, правда, безуспешно, взять Копорье. Отвечая ударом на удар, новгородцы вторглись в шведские пределы и испепелили все окрестности Выборга. После этого шведы заключили с Новгородом мир. Чтобы охладить агрессивный пыл шведов, новгородцы даже совершили поход на их владения в Норвегии[143].

В 1338 году после шведского набега на Обонежье и Ладогу «ходили молодцы новгородские с воеводами и воевали выборгскую и шведскую корелу, и много опустошили земель их, и посевы пожгли, и скот посекли, и возвратились все здоровы с полоном» («ходиша молодци новгородстеи с воеводами и воеваша городецьскую Корелу немечкую («немцами» тут, как и во многих других местах летопись называет шведов), и много попустошиша земли их и обилье пожгоша и скот иссекоша, и приидоша вси здрави с полоном»)[144].

Обонежье и Ладога, — это, что называется, «ближнее новгородье», поход сюда шведов служил сигналом к тому, что Новгород находится в серьезной опасности, что будь у гостей с севера больше сил, они дошли бы до северо-западной русской «столицы».

Укрепить в Обонежье и Ладоге пограничную линию и были призваны ушкуйники, которые воспользовались здесь политикой выжженной земли, не забыв, однако, пополнить и свою мошну (но еще и изучали особенности территорий — реки, броды, возвышенности — пригодится).

В 1339 году повольники из Новгорода пришли и в Корелу, признавшую власть шведов. Корел припугнули, но перекрыть здесь путь шведским отрядам вряд ли смогли, так как силы ушкуйников были немногочисленны. Оставалась надежда на распри между финно-угорскими племенами, благодаря которым можно было оставить шведов без союзников из среды аборигенов.

В 1340 году ушкуйники сожгли Устюжну (на реке Мологе) — «из Новагорода ходивше молодци, воеваша Устижну и пожгоша; нь угонивше, отъимаша у лодеиников полон и товар; потом же и Белозерьскую волость воеваша», но не смогли уйти с пленниками и «товаром». Потеряв в бою с преследователями почти все трофеи, отряд ушкуйников отправился в Белозерскую землю[145], где восполнили потерянное, да еще и добавили «сверху».

1342 год. Двинская земля. Лука Варфоломеев (не тот ли герой 1320 года?) с сыном Онцифором и с отрядом «холопов-збоев», не получив разрешения властей и церковного благословения, отправился на Северную Двину и «взял всю землю Заволочскую по Двине все погосты на щит», но в конце концов погиб[146]. Его сменил сын, Онцифор, сам ставший во главе ватажки повольных людей. Онцифор отомстил за погибшего отца, предав «мечу и пожару» многие местные поселения и их жителей.

Однако в 1348 году шведы вновь двинулись войной на Новгород. Шведский король Магнус взял крепость Орешек[147]. На следующий год последовал поход ушкуйников в провинцию Халогаланд, в ходе которого был взят сильно укрепленная крепость Бьаркей.

Таким образом, шведы и русские обменялись чувствительными ударами. Причем с русской стороны отвечали ушкуйники, видимо, как самые подготовленные и отчаянные в своей храбрости. А может, новгородцы и не хотели пускать в дело дружину, опасаясь, что война может принять затяжной характер.