Читать книгу - "Нестор-летописец - Наталья Иртенина"

В окружении Всеволода Переяславского не было в тот день более мрачного человека, чем варяг Симон, пестун и дружинник князя с отроческих его лет.

Утром, едва посерело небо, на Лысую гору поскакал отряд во главе с варягом. Раздавленный горем боярин сам поднял окоченевшее тело сына и уложил на подвесные носилки, притороченные к седлам двух коней. После этого иссек мечом идола, но лишь затупил клинок. Кмети, поглядев на ярость боярина, отвели его в сторону, поднапряглись и своротили истукана. Сбросили с горы. Сжечь деревянного бога даже не пробовали — всю ночь лил дождь.

Тело отрока обмыли, обрядили и положили в подклети Десятинной церкви. Боярин наказал псаломщикам непрерывно читать над сыном молитвы до своего возвращения из похода. Поп, с которым он обговаривал это, промолчал, сочтя наказ помрачением духа. Кто знает, сколько продлится поход князей против половцев? Две седмицы, три, пять? Мертвое тело за то время сильно истлеет и станет зловонным. Семь дней, не больше, сказал себе поп. Далее отпеть, как положено, и похоронить.

— До моего возвращения, — хмуро повторил боярин, словно угадав мысли иерея. — Завтра придут, положат в другую домовину и зальют медом. Хоронить буду в Переяславле.

…Князь Всеволод Ярославич сперва говорил с сыном наедине. Позже, после церковной службы, позвал вернувшегося с Лысой горы варяга, и уже вдвоем терзали вопросами княжича. Мономах честно пытался вспомнить, видел ли он убийцу в лицо. Но если и видел, что с того — в памяти ничего не осталось, кроме стремительности его передвижений и короткого, будто охотничьего меча. Однако волхва мог разглядеть тот третий, что был с ними, а затем тоже пропал.

— Купецкий сын!

Княжич торопливо описал его: невысокий, прямые темные волосы, стриженные в круг, серые глаза, свита на бараньем меху. Грамотей, книжник, каких и среди попов немного. Имя же неизвестно, позабыл спросить.

— По училищам искать надо, — подвел черту князь Всеволод, — при церквах. С половцами отвоюем, тогда разошлю отроков. Сейчас не до того. Мужайся, Симон. Ополчись со всей твердостью на общего врага, это поможет тебе одолеть горе.

— Я найду этого волхва, князь, и вырву у него сердце.

— Симон, — покачал головой Всеволод, — в тебе говорит страсть гнева и мести. Ты христианин. Оставь гнев и месть Господу, не пачкай ими свою душу.

— Я найду его, князь, — повторил варяг, — и он сам попросит меня о смерти. Демоны ада будут преследовать его и отдадут в мои руки. Я все сказал. Пора выступать, князь.

Когда малый отряд Всеволода подъехал к Святой Софии, здесь уже теснились киевская и черниговская рати. Старшие дружины — лучшие мужи и бояре со своими отроками — заполонили владычный двор, просторно окруженный стенами. Младшие кмети, построенные сотниками в ровные конные порядки, заняли огромную площадь возле подворья, перед главными воротами. С одного боку у них, одесную Софии, высилась пятиглавая церковь Святого Георгия, небесного покровителя великого кагана Ярослава. С другого, ошую, стоял похожий на нее храм Святой Ирины, патронессы Ярославовой жены, княгини Ингигерд. При обеих церквях ютились монастырьки, мужской и женский, по нескольку келий в каждом, отгороженных от площади тыном. Чернецы Георгия повысыпали за калитку своей крохотной обители и с благолепием на лицах озирали войско. Ирининские черницы, напротив, не высовывались, прячась от обильного скопления мужской плоти. Прочий киевский люд плотно облепил окрестные улицы и со страстной жадностью глядел на происходящее. В толпе обсуждали молодеческую лихость отроков и боярскую стать, сетовали на поганую степную орду, уповали на княжью ратную силу. Где-то там протискивался между потных тел поближе к зрелищу купецкий сын Несда.

Бояре Всеволода конями и зычными голосами прокладывали дорогу князю, ломая дружинные порядки. Наконец въехали в ворота подворья. Всеволод, встав на стременах, сразу же увидел обоих братьев. Изяслав и Святослав разговаривали с митрополитом Георгием возле гульбища собора. Торжественная литургия в праздник Рождества Богородицы закончилась не так давно. Всеволод из-за ночных событий и утреннего переполоха, устроенного княжичем, не смог прибыть на службу в главный киевский храм. Пришлось младшему из Ярославичей причащаться на ранней обедне в Десятинной церкви, вблизи княжьих каменных палат на Горе. Сейчас князь жалел о том, что не присоединился к старшим братьям, не испытал упоительного чувства единения, которое незаметно, но накрепко связывает даже незнакомых людей во время соборных молитв.

— Пустое мальчишество приводит к большим потерям. Запомни это, сын, — сурово сказал он Владимиру, досадуя на его несчастную оплошность.