Читать книгу - "В поисках социалистического Эльдорадо: североамериканские финны в Советской Карелии 1930-х годов - Ирина Такала"

Камнем преткновения для многих становилась и производственная деятельность. Несмотря на то что в ряде мест у иностранцев условия труда были значительно лучше, чем у местных рабочих (повышенные расценки, лучшие делянки, техническое оснащение), труд, ради которого они ехали в Карелию, не приносил удовлетворения. Адаптироваться к специфическим карельским условиям было очень трудно, на первых порах даже у некоторых высококвалифицированных рабочих выработка была вдвое ниже, чем у местных, – они просто не привыкли к такой организации труда, когда всё приходилось делать самому. Как писали проверяющие, основной причиной невыполнения норм и получения низкой заработной платы иностранными рабочими было то, что они «привыкли работать в высокотехнических условиях производства»^[295].

Часть рабочих использовалась не по специальности, а для некоторых специалистов просто не было еще работы. Один из иммигрантов так описывал свое положение: «Я поехал в Карелию из-за надежды найти работу водопроводчика. Мне сказали, что в Карелии много водопроводных работ… Но меня обманули. В Петрозаводске нет канализации и, конечно, нет отдела, который этим занимается, да и не будет еще несколько лет, я в этом уверен. Меня наняли водопроводчиком туда, где даже не знают слова “канализация”. Я в полном ужасе»^[296].

Иммигрантов поражали бесхозяйственность на производстве, условия, в которых приходилось трудиться, безалаберное отношение к делу многих рабочих и даже руководителей. Раздражали постоянные вызванные нехваткой материалов простои, сказывавшиеся на зарплате. Иногда возникали конфликты с администрацией: рабочие отказывались выполнять бессмысленные, на их взгляд, задания, или руководители не принимали новые методы труда, предлагаемые иностранцами. Так, на первых порах постоянно происходили конфликты у канадских лесорубов с дирекцией Матросского лесопункта из-за внедрения новых технологий рубки леса^[297]. Многие руководители предприятий воспринимали инициативу иностранцев, их рацпредложения и самостоятельность в принятии решений как недисциплинированность и нежелание признавать авторитет руководства^[298].

Во многих случаях опыт иностранных рабочих, их квалификация и оборудование оказывались невостребованными. В мае 1931 г. финны из США привезли в Петрозаводск машину для кирпичного завода стоимостью свыше 16 тыс. долларов, выпускающую в час 17 тыс. кирпичей^[299]. Год спустя рабочие иностранного поселка Голиковка жаловались, что машина простаивает уже 9 месяцев и никому до этого нет дела^[300]. Рацпредложения иностранцев внедрялись слабо, рабочие почти не премировались. На производстве царила уравниловка, разброс в зарплате по организациям был очень велик (так, столяр на Лыжной фабрике получал 7–8 рублей в день, а в Каржилстрое – только 5)^[301]. Выплату денег нередко задерживали по два-три месяца. Как выразилась одна из работниц, «в Америке в качестве пособия по безработице я получала 30 долларов, хорошие с маслом и мясом бутерброды, и не надо было работать, а здесь, как ни работай, получишь одну похлебку»^[302].

Весьма угнетало приехавших и то, что поменять место работы оказалось чрезвычайно сложно. Формально американские финны не были лишены свободы передвижения, как, например, финпере-бежчики, но на практике всё обстояло иначе – Петрозаводск не мог принять всех желающих, в целый ряд мест их не пускали, в результате многие иностранцы оказались в роли «приписных крестьян». Оставался только один выход – уехать насовсем. «Что это за демократия, – удивлялись они, – когда не можешь поступить на работу по своему усмотрению?»^[303]

И еще одна вещь делала жизнь в Карелии для многих непереносимой: полное порой отсутствие какой-либо культурной жизни. Рабочие готовы были сами организовать свой досуг, но для этого практически нигде не было пригодных помещений. Особенно страдали женщины, вынужденные из-за отсутствия хороших яслей и детских садов сидеть дома с детьми. «Мы можем ходить в пять мест, – говорили женщины в лесных поселках, – в лавку, за дровами, в баню, на колодец и в уборную. Разве это может удовлетворить живого человека?»^[304] В отличие от занятых работой мужчин, они гораздо хуже переносили тяготы быта и во многих случаях являлись инициаторами отъезда. На это с тревогой обращали внимание власти: «Работа с семьями очень слабая. Женщина беспризорна. Много случаев желания жен рабочих хотя бы ненадолго уехать в Финляндию»^[305].

Как видим, причин для отъезда у американских финнов было более чем достаточно. Тем более удивительно, что большинство из них всё же остались в республике. Объяснить это, пожалуй, труднее, чем причины переезда в Карелию. Скорее всего, многим просто некуда и не на что было уже ехать. Как вспоминал Рой Нисканен, которого родители привезли в Петрозаводск в 1932 г. годовалым ребенком, «всё было продано, там ничего не осталось. По-моему, говорили, что весь участок, всю эту ферму продали за тысячу долларов – то есть почти ни за что отдали кому-то. А была ферма, коровы, овцы. Уезжали насовсем. Поэтому даже если и вставал вопрос, чтобы обратно вернуться, то как обратно вернуться? Опять начинать всё сначала? Там же пустое место»^[306].

Некоторые в конце концов привыкли, кто-то приспособился, кто-то обзавелся в Карелии семьей. Разумеется, среди оставшихся было немало людей, действительно нашедших себе работу по душе и получивших в новых условиях возможность реализовать свои способности. Были и те, кто продолжал верить в «светлое коммунистическое завтра». Они пытались оправдать существующие трудности, называя их явлением временным, преходящим. Одна из иммигранток вспоминала: «Моя бабушка никак не могла понять проблемы со снабжением едой. Как это было возможно, чтобы в рабочем раю населению не хватало даже хлеба… Однако у дяди было готово ясное объяснение. Продовольственный кризис скоро пройдет, это лишь временное явление. Как только люди научатся работать добросовестно, нищета сразу исчезнет, и расцветет всеобщее благополучие»^[307]. Вера в грядущее благополучие помогала переносить невзгоды, и иммигранты писали родственникам: «У всех здесь есть работа, есть деньги… Покупательная способность населения очень велика. В магазинах очереди. В товарах нужда. Заводы пока не могут полностью обеспечить потребности, но это, без сомнения, скоро пройдет. Ведь пятилетний план мы выполнили на 100 %»^[308].