Читать книгу - "Император Наполеон - Николай Троицкий"

Наполеон знал, что операционным центром и главной военной и продовольственной базой русских войск (точнее, даже русско-прусских, поскольку в составе армии Беннигсена оставался еще прусский корпус А. В. фон Лестока) был Кёнигсберг. Поэтому в первую очередь император планировал отрезать Беннигсена от его базы, тогда как Беннигсен стремился не допустить этого.

Тем временем Александр I, который после Эйлау проникся боевым духом, осведомился у Беннигсена, «когда прибытие его (царя.-я Г.) к армии окажется наиболее полезным». Беннигсен, вдохновленный не столько итогами битвы при Эйлау, сколько своим донесением царю об ее итогах, 9 (21) марта ответил, что просит государя «поспешить отъездом»^[359].

16 (28) марта Александр I с военно - придворной свитой, включая прежний «триумвират» его «молодых друзей» (П. А. Строганова, А. А. Чарторыйского и Н. Н. Новосильцева) отправился из Петербурга в действующую армию. Проездом он посетил в Митаве Людовика XVIII и заявил ему, что «день, когда он водворит его во Франции, будет счастливейшим днем его (Александра. - Н. Т.) жизни»^[360]. 23 марта (4 апреля) царь уже проводил смотр своей гвардии близ Юрбурга в присутствии Фридриха Вильгельма III. Тронутый убитым видом короля Пруссии, Александр братски обнял его и со слезами на глазах воскликнул: «Не правда ли, никто из нас двоих не падет один? Или оба вместе, или ни тот, ни другой!»^[361]

Столь чувствительные объятия российского и прусского самодержцев были скреплены Бартенштейнской конвенцией о союзе между Россией и Пруссией. 14 (26) апреля 1807 г. в г. Бартенштейне (ныне Бартошице на севере Польши) Александр I и Фридрих Вильгельм III договорились, что «для обеспечения благодеяний мира необходимо продолжать войну самым энергичным способом» против их «общего врага» - Франции^[362].

Тогда же в Бартенштейне Александр, памятуя о своем разладе с М. И. Кутузовым при Аустерлице, четко определил полномочия Беннигсена особым приказом по армии: «Все повеления исходят по-прежнему (даже после приезда в армию царя. - Н. Т.) от одного главнокомандующего генерала Беннигсена, равно как и рапорты доставляются прямо к нему»^[363]. Себе лично царь отводил роль вдохновителя и наблюдателя.

Летняя кампания 1807 г. началась 10 июня с битвы при Гейльсберге, где Беннигсен попытался остановить наступление французов на Кёнигсберг. И снова, как ранее при Пултуске и Прейсиш - Эйлау, ни одна из сторон не добилась решающего перевеса. Русские войска оставили поле битвы, но отступили в порядке, хотя и с большими потерями (по данным Е. В. Тарле, около 10 тыс. человек, причем сам Беннигсен был ранен и ненадолго выбыл из строя). Потери французов были немногим меньше (по тем же данным, до 8 тыс. человек)^[364]. Герцогиня Л. д’Абрантес вспоминала (может быть, со слов своей подруги, жены маршала Ланна), что в день этой битвы Ланн будто бы сказал Наполеону: «Русские сражаются все лучше и лучше». «Да, - согласился Наполеон, - мы даем им уроки, и, возможно, они станут нашими учителями»^[365].

Поскольку русские войска вновь отступили, Наполеон, естественно, объявил себя победителем. Стремясь развить достигнутый им весьма относительный успех и форсировать выигрыш всей кампании, он пошел с главными силами от Гейльсберга прямо на Кёнигсберг. Его стратегический расчет строился на том, что Беннигсен непременно приложит все силы к тому, чтобы защитить древнюю твердыню Восточной Пруссии и свою главную базу. Как рассчитал Наполеон, так все и вышло. Беннигсен действительно ускорил свой марш к Кёнигсбергу, а Наполеон настиг и атаковал его у городка Фридланд (ныне Правдинск в Калининградской области России). Здесь 14 июня, в седьмую годовщину исторической битвы при Маренго, грянуло не менее историческое сражение, в котором и произошел окончательный разгром четвертой антинаполеоновской коалиции.

Соотношение сил в битве под Фридландом было для Наполеона необычно выигрышным: «...из всех сражений, которые дал когда-либо (до 1809 г. - Н. Т.) Наполеон, - подчеркивал барон М. де Марбо, - только в этом его войска по численности превышали неприятельские»^[366]. В различных источниках цифры приводятся разные, но чаще всего - от 80 до 85 тыс. французов и от 60 до 75 тыс. русских^[367]. Битва началась как никогда рано. В 3 часа утра маршал Ланн, возглавлявший авангард Великой армии, заметил движение русских войск из Фридланда к реке Алле. Беннигсен (кстати сказать, еще не вполне оправившийся от раны) повел русскую армию на западный берег реки, чтобы затем ускорить ее марш к Кёнигсбергу. Ланн открыл по русским колоннам ураганный огонь из всех своих орудий и послал адъютантов за помощью к Наполеону, который с главными силами был только еще на подходе к Фридланду.

С рассвета и до полудня Ланн, в первые часы со своим 10-тысячным корпусом, а потом при поддержке примерно такого же по численности корпуса маршала Мортье, сдерживал атаки всей армии Беннигсена, пока не подоспели к полю битвы главные силы Наполеона. Император сразу определил, сколь неудачна позиция русской армии, которая перешла реку Алле и оказалась теперь зажатой в ее излучине, имея реку с крутыми берегами позади себя, а перед собой - превосходящие силы противника. Оценив ситуацию, Наполеон дал сигнал (мощным залпом из 25 орудий) к общей атаке.

С этого момента император лично руководил ходом битвы, рискуя, как это было под Эйлау, собственной жизнью. По рассказам очевидцев, русские ядра пролетали над ним и рядом с ним. Когда одно из них взорвалось, солдат, стоявший неподалеку, бросился на землю. Наполеон с улыбкой упрекнул его: «Чего боишься? Если бы этот снаряд предназначался именно тебе, он нашел бы тебя, спрячься ты хоть под землю!»^[368]

Главный удар по русским позициям у Фридланда нанесла французская артиллерия, которой командовал в тот день генерал Александр Антуан де Сенармон (1769 - 1810 гг.) - герой Маренго и Аустерлица; он погибнет через три года после Фридланда в Испании при осаде Кадиса. Батареи генерала, искусно маневрируя по указаниям Наполеона, расстроили ряды русских воинов, вынудили их отступать в беспорядке к реке, а затем разрушили все мосты через реку, что привело к гибели тысяч солдат противника в водах Алле. Участник битвы Денис Давыдов на всю жизнь запомнил этот день, когда русская армия была «засыпана на тесном пространстве густою массою чугуна и свинца». Хотя она и сражалась, по воспоминаниям Давыдова, с «неимоверною храбростью»^[369], все же была разгромлена. Ее разрозненные части искали спасения на восточном берегу реки Алле, откуда к началу битвы они перешли на западный берег; иные из них сохраняли относительный порядок, но большая их часть в панике бежала. Еще один свидетель, «кавалерист - девица» Надежда Дурова, вспоминала: «...множество негодяев солдат, убежавших с поля сражения, рассеивают ужас между удаляющимися толпами, крича: “Все погибло! Нас разбили наголову! <...> Бегите! Спасайтесь!”»^[370].