Читать книгу - "Брежнев - Леонид Млечин"

Леонид Ильич в ГлавПУРе тосковал и затаил обиду на Маленкова. Служба эта ему не нравилась, ездить по частям он не любил, армейская жизнь его не интересовала. С начальником ГлавПУРа генерал-полковником Алексеем Сергеевичем Желтовым отношения у него не сложились. Но Желтов трогать бывшего секретаря ЦК не решался.

Страдать Леониду Ильичу пришлось недолго — чуть больше года. О нем вспомнил Никита Хрущев и пригласил в ЦК на беседу, которая изменила жизнь Брежнева.

«Целина прочно вошла в мою жизнь, — говорится в написанных от его имени воспоминаниях. — А началось все в морозный московский день 1954 года, в конце января, когда меня вызвали в ЦК КПСС. Сама проблема была знакома, о целине узнал в тот день не впервые и новостью было то, что массовый подъем целины хотят поручить именно мне».

В реальности было не совсем так — он поехал в Казахстан вторым секретарем республиканского ЦК. И в брежневской «Целине» вовсе не упоминается имя Хрущева, хотя целина была целиком и полностью его идеей.

В январе 1954 года Никита Сергеевич направил членам президиума ЦК записку, в которой констатировал: зерновая проблема в стране не решена. Необходимо «расширение в ближайшие годы посевов зерновых культур на залежных и целинных землях в Казахстане и Западной Сибири».

Тогдашние руководители Казахстана во главе с первым секретарем Жумабаем Шаяхметовым возражали: «Распашка целинных и залежных земель приведет к нарушению интересов коренного казахского населения, так как лишает его выпасов скота».

Хрущев решил, что надо заменить руководство республики. Никита Сергеевич еще не был единоличным хозяином страны, ему приходилось советоваться и принимать во внимание мнение других членов президиума. В результате первым секретарем в Алма-Ату послали бывшего первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко.

С Хрущевым у них были плохие отношения еще с тех пор, как они руководили соседними республиками. Но Пантелеймон Пономаренко не унывал. Он прошел хорошую школу. Начинал подмастерьем в шапочной мастерской, окончил Московский институт инженеров транспорта, четыре года прослужил в Красной армии. В 1937 году Пономаренко взяли в аппарат ЦК инструктором. Его приметил Маленков, и в тридцать шесть лет Пономаренко назначили первым секретарем ЦК компартии Белоруссии.

Уже на пенсии Пантелеймон Кондратьевич вспоминал, как впервые побывал на даче у Сталина:

— По ходу застолья отошел что-то положить в тарелку, вернулся и чувствую, что сел в нечто мягкое и скользкое. Обомлел, не шевелюсь. Все уже курят на террасе, а я остался за столом один.

Его позвал Сталин:

— Почему не идете?

Пономаренко робко объяснил:

— Я во что-то сел.

— Сталин позвал Берию:

— Лаврентий, иди сюда. Когда ты кончишь свои дурацкие шутки? Зачем подложил Пономаренко торт?

Судя по тому, что Сталин продолжал приглашать Берию к себе на дачу, вождя эти примитивные шутки развлекали. Хотя Пономаренко принадлежал к числу его любимцев.

Иван Александрович Бенедиктов, министр сельского хозяйства при Сталине и Хрущеве, уверял, что именно Пономаренко Сталин хотел сделать главой правительства вместо себя:

«Обладая твердым и самостоятельным характером, Пантелеймон Кондратьевич одновременно был коллективистом и демократом до мозга костей, умел располагать к себе, организовывать дружную работу широкого круга людей.

Сталин, видимо, учитывал и то, что Пономаренко не входил в его ближайшее окружение, имел собственную позицию и никогда не старался переложить ответственность на чужие плечи. Документ о назначении Пономаренко председателем Совета министров был завизирован уже несколькими членами политбюро, и только смерть Сталина помешала выполнению его воли».

Бенедиктов, видимо, ошибался: кроме него, никто не смог подтвердить желание Сталина сделать Пономаренко главой правительства. Документы такие не найдены, да и непохоже было, чтобы Сталин собирался кому-то уступать свое кресло…

После смерти вождя Пономаренко назначили союзным министром культуры. Он демонстрировал полнейший либерализм. Кто-то из ученых, побывав у Пономаренко, восхищался:

— Да он понимает юмор!

Писатель Корней Чуковский вспоминал, что «эпоху Пономаренко» называли «идеологическим нэпом».

5 декабря 1953 года Чуковский описал в дневнике сцену посещения министра культуры. Они пришли к Пономаренко вместе с писателем Константином Фединым. Министр больше часа излагал свою программу, рассказал, что руководитель ансамбля народного танца Игорь Моисеев пригласил принять его новую постановку.

Пономаренко ответил Моисееву:

— Вы меня кровно обидели.

— Чем? — спросил тот.

— Какой же я приемщик?! Вы мастер, художник, — и никакие приемщики здесь не нужны… Я Кедрову и Тарасовой прямо сказал: отныне ваши спектакли освобождены от контроля чиновников. А Шапорину… Шапорину я не передал тех отрицательных отзывов, которые слышал от влиятельных правительственных лиц, я сказал ему только хорошие отзывы, нужно же ободрить человека… Иначе нельзя… Ведь художник — человек впечатлительный…

Упомянутые Пантелеймоном Пономаренко народные артисты СССР Алла Тарасова и Михаил Кедров пришли к министру от имени Московского художественного театра, Юрий Шапорин был известным композитором. На постановку его оперы «Декабристы» приехали члены президиума ЦК после ареста Берии.

Федин и Чуковский поблагодарили Пономаренко за то, что он их принял.

— Помилуйте, в этом и заключается моя служба…

Зато вторым секретарем Хрущев назначил в Казахстан человека, которого с полной уверенностью мог считать своим выдвиженцем. Дело не только в том, что Брежнев уже работал под его руководством на Украине. Никита Сергеевич вернул Леонида Ильича на высокий партийный пост, вновь открыл ему дорогу наверх. Брежнев был благодарен и демонстрировал свою признательность Никите Сергеевичу. На протяжении почти десяти лет он воспринимался как хрущевский человек.