Читать книгу - "1956. Венгрия глазами очевидца - Владимир Байков"

Кадар говорил о том, что недовольство народа было не столько из-за экономических трудностей: люди в Венгрии, начиная с 1945 года, не голодали. Только первые месяцы было туго с продовольствием, но СССР помог, прислал зерно, поэтому в стране вовсе не было «трех миллионов нищих», как при Хорти. Взрыв народного возмущения произошел в результате невиданного в истории Венгрии XX века давления на личность: повальные репрессии, аресты, концлагеря, выжигание всего национального венгерского и насильственное внедрение всего советского. Никто не считался с тем, что социально-политические условия в Венгрии имеют свои особенности и во многом кардинально отличаются от условий в Советском Союзе. Венгерский народ имеет свой, веками сложившийся, боевой, революционный, непокорный и не сломленный различными иноземными властителями характер. Этот характер, как стальной прут: его силой гнули, гнули, а он всегда потом резко выпрямлялся и бил наотмашь любых иностранных пришельцев.

— Так произошло и в этот раз. Наши современные аналитики считают, — говорил Кадар, — что одна из главных причин событий 1956 года — вопрос национальной независимости, возникший еще в 1945 году, когда советские войска остались в Венгрии. Чужеземцы в стране — это мина замедленного действия. Но ведь корни национальных обид у венгров гораздо глубже, — продолжал Кадар. — Я согласен с историками, которые утверждают, что вопрос о национальной независимости был поставлен еще в незапамятные времена, когда татаро-монгольские всадники вступили на мадьярскую землю. И с тех пор «угры» не терпят иноземных захватчиков и из поколения в поколение борются с ними. Поэтому советские войска надо выводить, только тогда вопрос национальной независимости, касаясь его русского аспекта, будет снят^[94].

Кадар просил Хрущева строго предупредить Серова, что его полицейская деятельность может вызвать новое возмущение в стране — а ведь председатель КГБ готов был посадить в тюрьму любого мадьяра, который держал оружие в руках. А держало его более 600 тысяч человек — столько единиц различных стволов, только по приблизительным подсчетам, разграблено в стране^[95].

— Но ведь вооружили людей мы сами, — говорил Кадар, — доведя до неистового накала их терпение, особенно в молодежной среде. Десятки тысяч людей находятся под следствием и прокурорским надзором, число приговоренных на разные сроки заключения приближаются к 20 тысячам, свыше 10 тысяч интернированы в концлагерях, свыше 500 казнено^[96]. И большинство репрессированных — молодежь. Кого не схватили — те убежали из страны. Таких насчитывается уже более двухсот тысяч, и все еще бегут. Не много ли для «усмирения» такой маленькой страны, как Венгрия? Я знаю, — пояснил Кадар, — что приговоры выносит не Серов, а венгерские суды, но следствие серовцами ведется так, что по материалам допросов и по венгерским законам мы должны осуждать подследственных на длительные сроки или на казнь.

— Пока мне народ доверяет, — с уверенностью говорил Кадар, — я как мадьяр, а Ракоши, Герё, Фаркаш, Реваи и их ближайшие соправители изначально по характеру своему никогда не были венграми, я сто раз подумаю об условиях, возможностях, особенностях моей страны и характере народа. И поэтому буду просить вас, Никита Сергеевич, также все это учитывать. Иначе страну надолго не вытянешь из кровавой трясины, в которую ее столкнули.

— Вот мы касались эмиграции, — продолжал Кадар. — Мадьярам не привыкать эмигрировать — это болезнь, видимо, небольших экономически неустроенных стран. Если посчитать, сколько венгров живет за ее границами, то с потомками наберется, наверное, еще одна страна, если не больше^[97]. Хорти из трехсоттысячного рабочего класса уничтожил несколько десятков тысяч, около ста тысяч — вынудил эмигрировать. Но ведь тогда бежали от фашистов, буржуев и помещиков, а сейчас убежало вдвое больше, причем из страны социализма, из народного государства.

— Наши люди теперь образованнее, мадьярскую историю знают вдоль и поперек, и они призадумаются, какая же разница между фашистским режимом Хорти и нашим — социалистическим? — рассуждал Кадар. — Ракоши и его окружение об этом не думали, теперь мы получаем плоды их преступлений, и нам с вами надо об этом серьезно, очень серьезно призадуматься.

Хрущев твердо пообещал Кадару остановить Серова:

— Мы вскоре освободим его от венгерских дел, да и вообще от дел, связанных с политической безопасностью^[98].

Хрущев интересовался, как Кадар планирует вести страну после кризиса, как будут строиться отношения с СССР?

— Я знаю, что без советского газа, нефти, электроэнергии Запад нас задушит экономически, — рассуждал Кадар, — если даже в Венгрии будет вдвое больше советских войск, чем имеется сейчас. Не перекрывайте заслонки советским энергоресурсам — это главное, что вытянет Венгрию из кризиса.

Кадар твердо сказал, что новое руководство не даст возродиться сталинско-ракошистскому режиму, не позволит стричь любые воззрения под одну гребенку, отрицать материальную заинтересованность и свободное действие закона стоимости, а потом снова навязать административно-командную систему планирования. Не допустит оголтелого отрицания особенностей исторически сложившегося исконного мадьярского характера и венгерских особенностей жизни — тогда страна выйдет на правильный путь без всяких кровавых потрясений.