Читать книгу - "Военнопленные Халхин-Гола. История бойцов и командиров РККА, прошедших через японский плен - Юрий Свойский"

Инструкции Мехлиса предназначались, в первую очередь для комиссаров частей и политруков подразделений, задачей которых было предотвращение пленения, но не наказание за таковое. Поэтому они формулировались в максимально жестких выражениях, выходивших за рамки действовавшего законодательства, отнюдь не приравнивавшего плен к предательству. Однако для военного трибунала Армгруппы определение Мехлиса стало прямым указанием к действию. В октябре 1939 г. находившимся под его юрисдикцией красноармейцам Хутакову, Бондаренко и Пехтышеву было предъявлено обвинение – первым двоим по ст. 58–16, третьему – по ст. 193-22. 90-й военный трибунал 1-й Армейской группы (председатель военюрист 1-го ранга К.П. Шурыгин) во всех случаях согласился со следствием и признал подсудимых виновными. При этом обстоятельства дела Максима Пехтышева вполне допускали вынесение если не оправдательного приговора, то по крайней мере условного – однако сокращение срока заключения до 6 лет оказалось для трибунала максимумом возможного. Вероятно, 90-й военный трибунал при вынесении приговора Пехтышеву не находился под непосредственным давлением военного командования или политорганов, но руководствовался не законом, а «установкой товарища Мехлиса», высказанной с совершенно иной целью…

Позиция Военного Трибунала Забайкальского Военного Округа, судившего бывших военнопленных, переданных японцами 27 сентября, напротив, оказалась неожиданно независимой.

В Военный Тибунал ЗабВО были переданы 22 следственных дела в общей сложности на 38 человек (4 групповых дела, по которым проходило от 2 до 10 человек и 18 индивидуальных). В групповое дело объединялись материалы на лиц, попавших в плен в составе группы или танкового экипажа. Дела рассматривались тремя составами Военного Трибунала под председательством:

– бригадного военного юриста Ревзиса (члены полковой комиссар Орлов и старший политрук Поярков, при секретаре военном юристе Советникове) – в период с 30 октября по 1 ноября рассмотрено 1 дело на 10 человек;

– военного юриста 2-го ранга Пензина (члены военный юрист 3-го ранга Гуринов, лейтенант Тихонов, при секретаре военном юристе Луневе) – в период с 30 октября по 1 ноября рассмотрено 12 дел на 18 человек, 3 человека оправдано;

– военного юриста 2-го ранга Пестуновича (члены в разные дни: полковник Данилов, майор Якубовский, военный юрист 3-го ранга

Гуринов, старший политрук Поярков, старший политрук Евсиков, лейтенант Тихонов, при секретаре младшем военном юристе Рукавицыне) – в период с 31 октября по 3 ноября и 11 ноября рассмотрено 9 дел на 10 человек, 3 человека оправдано.

Изначально обвинения были предъявлены для 12 человек по Ст. 58–16 и для 26 человек по Ст. 193-22. Однако Трибунал счел возможным в 8 случаях из 12 переквалифицировать «политическую» Ст. 58–16 на «воинскую» Ст. 193-22. Причем Трибунал даже в особо тяжком случае групповой сдачи в плен красноармейцев 5-й стрелково-пулеметной бригады заключил, что «достаточных данных для обвинения их в преступлении, предусмотренном 58–16 ст. УК не имеется». Даже обвинения в «антисоветской агитации» (не высказываниях, а именно агитации) сплошь и рядом не принимались трибуналом во внимание. В некоторых случаях трибунал, игнорируя требование «предать суду за измену Родине», прямо противоречил воле военного комиссара Фронтовой Группы корпусного комиссара Бирюкова.

В одном случае (дело лейтенанта Гусарова) обвинение было переквалифицировано со Ст. 193-22 на Ст. 193-17, то есть инкриминированная «добровольная сдача в плен» была заменена на «халатное отношение к служебным обязанностям» и «бездействие власти».^[119]

Трибунал широко пользовался Ст. 51 УК РСФСР, позволявшей определять «меру социальной защиты» ниже нижнего предела, предусмотренного кодексом.^[120] В общей сложности из 30 приговоренных к заключению в исправительно-трудовых лагерях по Ст. 193-22, 14 человек получили не предполагавшиеся «при наличии смягчающих обстоятельств» 10 лет, но 5, 6 или 8 лет заключения.

При определении поражения в правах, Трибунал ни в одном случае не воспользовался возможностью применения пункта (е), прямо предусмотренной Ст. 31 для государственных и воинских преступлений.^[121] В случаях наличия смягчающих обстоятельств, Трибунал, назначая срок заключения менее 10 лет, избегал применять конфискацию имущества (13 случаев), что облегчало положение семей осужденных.