Читать книгу - "За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Трейси Киддер"

Казалось вполне вероятным, что к концу 1990 года в Гаити состоятся настоящие всенародные выборы. Но, разумеется, этого не могло произойти без сопротивления армии и дювальеристской элиты, а также вооруженных формирований, на них работающих (как правило, по ночам). Возвращаясь из Гарварда, Фармер ехал из Порт-о-Пренса в Канжи на машине и по дороге всякий раз миновал пять разных военных блокпостов. На каждом солдаты вымогали взятку, это было в порядке вещей. Иногда еще и отнимали оборудование, которое он вез в клинику. Но случались неприятности и менее стандартные. У “Занми Ласанте” был офис в Порт-о-Пренсе. В течение нескольких месяцев, предшествовавших выборам, туда неоднократно звонили, и голос на другом конце провода просил к телефону Фармера, а потом изрекал нечто вроде: “Скоро ляжешь рядом с прахом своей бабки”. Снимая трубку, Фармер слышал громкие щелчки на линии. В конце концов он залез на крышу, нашел подслушивающее устройство – неуклюжую самоделку – и не без злорадства растоптал ногами.

Все это его несколько озадачивало. Он ведь не играл сколько-нибудь заметной роли в политике. Возможно, Фармер привлек к себе внимание военных, поскольку всякий раз, как его пациентов арестовывали, являлся в тюрьмы и пытался их вытащить. Дважды во время таких попыток “пресечения заключения” (как он выражался) солдаты в казармах Мирбале намяли ему бока. А может, он просто недооценивал собственную значимость. Не исключено, например, что лишние глаза заприметили его в обществе Аристида.

В 1990 году он часто виделся со священником, к тому времени уже знаменитым. Однажды, когда Фармер как раз оказался в столице, Аристид явился в офис “Занми Ласанте”. Грязный и растрепанный, он сидел за рулем белого пикапа, в котором вез муку для своего сиротского приюта. Пикап не желал заводиться, так что они с Фармером перетащили муку в грузовичок, принадлежащий “Занми Ласанте”, и двинулись в путь. По дороге они въехали в огромную лужу, и машина увязла. “Сдается мне, ничего у нас не выйдет, – констатировал Фармер, а затем обратился к Аристиду: – В газетах пишут, что вы собираетесь баллотироваться в президенты. Видно, плохо они вас знают, ведь вы бы никогда на такое не пошли”.

Аристид отговорился общими фразами, а неделю спустя выдвинул свою кандидатуру. Поначалу Фармер злился: “Как он мог влезть в гаитянскую политику, в эту несмываемую грязь?” Но потом задумался: “А что говорят сами гаитяне? Они-то требуют, чтобы он участвовал в выборах”. В дневнике, который Фармер вел в то время, записано: “Быть может, это уникальный шанс изменить Гаити”.

Вскоре он уже горячо болел за Аристида, как и практически все жители Канжи, и так же, как и они, постоянно слушал по радио сообщения из столицы. В день выборов он вместе с отцом Лафонтаном был в Порт-о-Пренсе. Результат подтвердили многие иностранные наблюдатели, в том числе Джимми Картер. За Аристида проголосовали 67 процентов, за двенадцать остальных кандидатов – всего 33. Дневник запечатлел ликование Фармера. Теперь в Гаити самый популярный в мире избранный глава государства, который к тому же проповедует теологию освобождения и обещает вытянуть страну на уровень “достойной бедности”. Также новый президент весьма прозрачно намекнул, что благоденствию прежней элиты настал конец. “Камни в воде не знают, каково камням на солнце” – гласит гаитянская поговорка. В одной из своих речей Аристид перефразировал ее: “Камни в воде скоро поймут, каково камням на солнце”.

На следующий день Фармер сел за руль и отправился обратно на Центральное плато. Въезжая в Канжи, он заметил старичка, босиком карабкающегося по изъеденному эрозией склону. Представив себе, как ранит ступни расслоившаяся сланцеватая порода, он передернулся и помрачнел. А потом записал в дневнике: “Мелькнула мысль, что даже правительство, состоящее из святых и ученых, здесь бы вряд ли справилось”. Но ликование вернулось. В глазах Фармера настоящим победителем стал не Аристид. На самом деле, по его мнению, выборы выиграл народ Гаити, такие же простые люди, как его друзья и пациенты в Канжи.

Их запугивали, беспощадно убивали, но они все выдержали, добились выборов и права голоса. Казалось, гаитяне наконец вернули себе свою страну, оставив позади столетия нищеты и рабства, годы диктатуры и иностранного вмешательства. Ничто в этой жизни, говорил Фармер, не трогало его настолько глубоко.

Когда летом 1991 года он улетал в Бостон отрабатывать свою практику в Бригеме, у него хватало причин для оптимизма. То и дело возникали слухи о переворотах, одна попытка действительно состоялась и была пресечена. Но правительство укрепилось во власти. Теперь по дороге в аэропорт не приходилось останавливаться у шлагбаумов и блокпостов. Они исчезли с Национального шоссе № 3. Министерство здравоохранения, на вид поздоровевшее, начало сотрудничать с “Занми Ласанте” по мерам предотвращения СПИДа на Центральном плато. И наконец-то, наконец появилась надежда, что в Канжи все-таки будет построена настоящая больница. Средства на нее уже почти набрались.

Двадцать девятого сентября 1991 года – эту дату он никогда не забудет – Фармер оставил Кима работать за двоих в Бригеме и собрался ненадолго в Гаити, где ему предстояли переговоры по поводу новой больницы. В то время среди бостонских таксистов и сторожей было много гаитян. Таксист, приехавший за Фармером в Бригем, оказался не только гаитянином, но еще и его знакомым. Направляя машину в аэропорт Логан, он бросил пассажиру через плечо:

– Доктор Поло, там неспокойно.

“Быть не может, – подумал Фармер. – Ни одно правительство в мире народ не поддерживает так единодушно”. Таксисту он ответил:

– Не волнуйтесь. Я к вечеру там буду.

Следуя по знакомому наизусть маршруту, он долетел до Майами и прошел к привычному выходу на самолет в Порт-о-Пренс. Однако над стойкой регистрации висело объявление: “Рейс отменен”.

– С чего бы это? – поинтересовался Фармер у служащей за стойкой.

– Понятия не имею, – сказала та.

Он устроился в мотеле поблизости от аэропорта, включил телевизор и нашел канал Си-эн-эн, где как раз передавали новости: гаитянские военные сместили Аристида. Ошеломленный Фармер всю ночь просидел перед экраном.

Он не уезжал, ждал, когда возобновятся рейсы, но потом ему сообщили, что улететь все равно не получится. Военная хунта, захватившая власть, внесла его имя в список персон нон грата. Пришлось возвращаться в Бостон. В течение двух месяцев он ежедневно названивал в Гаити Лафонтанам с вопросом “Мне уже можно возвращаться?”. Наконец в начале 1992 года он получил разрешение. Лафонтан дал взятку полковнику гаитянской армии, чтобы тот вычеркнул имя Фармера из списка.

Выходя из самолета, он обливался потом. В голове крутилось: “Феромоны утверждают, что мне страшно”. Но через пограничный контроль он прошел без проблем, затем через восстановленные блокпосты поехал на машине в Канжи. Когда два дня спустя Фармер, уже немного успокоившись, работал в клинике в своем кабинете, к нему ворвалась, захлебываясь словами, молодая крестьянка с малышом, которую он раньше лечил от туберкулеза. Представители местных властей избили ее мужа. Он умирает, рыдала женщина. Впрочем, гаитяне всегда отличались склонностью все драматизировать. Ожидая увидеть пару переломов, Фармер собрал свой медицинский чемоданчик и отправился в путь вместе с бывшей пациенткой. До домика на другой стороне озера они добирались пешком через плотину.