Читать книгу - "Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин - Эдвард Радзинский"

Наступила их ночь. Всего несколько ночей с нею — вот и вся плата, которую он успеет получить за свержение могучего правителя, за битвы, за фантастический, ни с чем несравнимый успех…

Он так и не узнает, что сделал чужое дело. Но те, кто позвали его, уже посчитали, что «мавру пора удалиться».

Не знала и она, что сказка закончилась, — часы пробили полночь для Золушки…

Пока он пребывал в блаженстве во дворце, в боярских палатах шли непрерывные совещания.

Князья Василий Голицын и Иван Куракин — теперь частые гости у Василия Ивановича Шуйского. Здесь же и Дмитрий Шуйский, приходят все новые бояре… Еще до свадьбы «Дмитрия» они решили: надо убить «расстригу» (так отныне будет именоваться во всех грамотах и с амвонов церквей тот, кого они славили «великим Государем» и «красным солнышком»).

«А кто из нас станет царем, то по общему совету управлять ему государством», — так они уговорились. Боярская вековая мечта должна была наконец сбыться.

Под Москвой стоят псковские и новгородские войска, которые должны идти на Крым. Бывший во времена Годунова новгородским воеводой князь Василий Шуйский зовет к себе старых знакомых — начальствующих в полках, приглашает и именитых московских купцов. Он объясняет им, что бояре признали «расстригу» истинным Дмитрием только для того, чтобы покончить с Годуновым. Они надеялись, что «такой умный и храбрый молодой человек будет защитником православной веры», а он ее презирает, «женился на польке поганой и дома московские отдает иноверцам…»

И заговорщики во главе с князем Василием составляют азиатский план — убить «Дмитрия» его же именем…

Зная любовь народа к царю, они договариваются ворваться в Кремль с криком: «Поляки убивают Государя!»

Все эти дни к Юрию Мнишеку приходили жолнеры и говорили, что становится небезопасно. На каждом шагу они чувствовали теперь народную ярость. Какого-то пана обвинили в изнасиловании боярыни, и только вмешательство «Дмитрия» спасло его от самосуда…

Мнишек «имел большой разговор с царем», но тот только посмеялся над «малодушием храбрых поляков». Все то же самосознание «природного» царя! Оно не позволило ему всерьез поверить в то, что холопы-подданные посмеют что-то замыслить против него — Государя, вернувшего себе отцовский престол.

16 мая он в высокой богатой шапке, в сапогах на высоких каблуках, в кафтане, усыпанном драгоценностями, гарцевал по кремлевским улочкам, потом участвовал в потешном бою — метко стрелял в цель из пушки…

Наступила ночь на 17 мая. Последняя ночь…

В мае в Угличе был убит царевич Дмитрий. Теперь в мае будет убит воскресший царевич…

Будто бы по приказу царя, из Кремля уже удалена его личная охрана, состоявшая из немцев — верных наемников, преданно служивших щедрому Государю. Из тюрем выпущены «воры» — преступники, — они должны составить ту оголтелую толпу, которая заполонит Кремль.

К рассвету заговорщики берут под свой контроль все входы в Кремль. Верховые бояре в доспехах встают у ворот, впускают отряды новгородцев и псковичей…

Рассвет. Теперь — пора!

Бьет набат, и с криками: «Поляки убивают Государя и верных бояр!» — в Кремль врывается чернь. По всему городу начинают убивать поляков.

Разбуженный колокольным звоном, выбегает на крыльцо Петр Басманов, как верный пес ночевавший у царской опочивальни. Толпа убивает «расстригина любимца».

Уже поняв, что произошло, «Дмитрий» выбегает на крыльцо с обнаженной саблей, кричит: «Я вам не Годунов!» Но под грозные вопли черни ему приходится отступить во дворец.

Толпа штурмует запертые двери. У него остаются минуты, чтобы спастись. Но он думает не о себе — бежит в покои Марины: «Сердце мое! Измена!»

Он умоляет ее спасаться. Сам же возвращается в палаты — и видит в окно врывающуюся во дворец толпу…

Под окнами стояли высокие подмостки, устроенные для брачного торжества. Он не растерялся — удачно прыгнул из окна на бревенчатый помост. Теперь оставалось вырваться из Кремля в город, там он спасен. Он знает: народ поддержит своего царя против изменников-бояр…

Но он забыл, что беда не приходит одна. Перепрыгивая с одних подмостков на другие, он оступился и полетел на землю с высоты пятнадцати сажен.

Он понял: конец. Он не мог двигаться — зашиб грудь и сломал ногу.

Брачные подмостки оказались западней, как и весь его брак.

Его искали по всему дворцу, а он лежал на земле, потеряв сознание. Здесь и увидели его стрельцы…

Марина и ее свита — заспанные, простоволосые — метались по покоям. От дверей доносились крики и лязганье сабель — это ее камердинер сдерживал толпу. Он один отчаянно рубился с нападавшими — благо лестница, ведущая в покои, была узкая, и ему удавалось сдерживать яростных, озверевших от ожидания наживы людей…

Марина выбежала через потайную дверь на лестницу и, держась за каменные перила, стала спускаться в темный сводчатый подвал. Но камеристка, выбежавшая вслед, умолила ее вернуться — уже слышен был рев толпы, бежавшей навстречу из подвала.

Когда она поднималась обратно, толпа нагнала ее и столкнула с лестницы, но в простоволосой женщине никто не признал царицу. Она добралась невредимой до потайной двери, а чернь бросилась в соседние покои — грабить…

Уже трещали засовы парадной двери. От многочисленных ран камердинер потерял сознание. Обливаясь кровью, он лежал на ступенях, и его рубили саблями. Когда чернь ворвалась, придворная дама спрятала под необъятной парадной юбкой худенькую маленькую Марину.

Но толпа никого не тронула — занялась воровством. Тут подоспели бояре со стражниками и разогнали чернь, отстояли Маринины драгоценности.

Марина была спасена. Драгоценности бояре унесли.

Удачно отбился на своем дворе и отец ее, Юрий Мнишек. Сдержали толпу польские жолнеры, дождались прихода бояр.

Около царского дворца разыгрался финал трагедии. Стрельцы, обнаружившие царя, отлили его водою, привели в чувство и перенесли на развалины разоренного годуновского дворца. И опять появилась надежда… Он пообещал им «имение и жен бояр-изменников», если они спасут его. Он умел с ними разговаривать. Стрельцы радостно согласились и, когда появились бояре со своими людьми, отказались его выдать.

Но бояре тоже умели разговаривать со стрельцами. Они закричали окружавшей их черни: «Что ж, тогда пойдем к ним в слободу Стрелецкую и истребим их жен и детей!» И стрельцы испугались…

Прибывавшая толпа, бранясь, кричала вчерашнему повелителю: «Кто ты? Чей ты сын?» А он твердил им: «Не верьте лжецам. Я — Дмитрий, царь ваш, сын царя Иоанна Васильевича. Пойдите спросите мою мать или отнесите меня на Лобное место, чтобы я мог поговорить с народом». И тогда стрельцы, обрадованные его словами, предложили спросить инокиню Марфу и так порешить дело.

Клятвопреступник, убивавший семью царя Бориса, Василий Голицын ушел, но быстро вернулся и прокричал, что Марфу уже спросили и она-де сказала, что сын ее Дмитрий еще в младенчестве был зарезан в Угличе, а этот — самозванец и расстрига.