Читать книгу - "Тропою волка - Михаил Голденков"

— Ох! Нога! Нога!

Несколько гусар бросились к упавшему гетману.

— П-р-р! Сто-ой! — осадил коня Полубинский, натянув повод. — Черт! Шулкович! Отбой! Что там такое? — воскликнул он раздраженно, все еще успокаивая своего горячего скакуна, рванувшего было с места. Конь храпели недовольно косился на своего седока.

— Кажется, сломал ногу! — крикнул Сапега. Ему быстро поднесли носилки, положили. Михал стоял дальше других на левом фланге, он, привстав в стременах, склонился к шее коня, пытаясь увидеть, что же там происходит в центре.

— Что случилось? — крикнул он хорунжему Хворостовскому, что со знаменем в руке стоял ближе к позиции гетмана.

— Кажется, наш гетман сломал ногу! Плохая примета, пан Михал! — ответил хорунжий.

Два гусара бегом пронесли Сапегу прямо мимо Михала. Гетман, без шапки, полулежал на носилках, опираясь на локоть. Его белоснежные долгие усы и такие же седые и длинные на затылке волосы колыхались в такт быстрым шагам гусар. На лице гетмана Михал прочел… облегчение!

— Ave caesar imperator! Morituri te salutant![7]— к чему-то негромко произнес Хворостовский.

Михал нахмурился. Иронию Хворостовского понял, но не одобрил.

— Пан Полубинский! Командуй, племянник! Не подведи! — кричал гетман с носилок.

«Не специально ли он упал? — мелькнула мысль в голове Михала, и враз в памяти всплыли все недобрые слова, что говорил о Сапеге Кмитич. — Нет, не может быть! Случайность… Досадная случайность…»

Полубинский поднял высоко саблю, привстал в стременах, его шлем блеснул солнечными зайчиками.

— Хоругвь! Вперед! — громко прокричал Полубинский. Сигнальщик тут же протрубил атаку.

Строй вздрогнул. Шух-шух-шух! Крылья за спинами гусар, прикрепленные к седлам, издавали характерный шум, когда кони неспешной рысью сорвались с места. Передние ряды ощетинились длинными копьями. Второй ряд высоко воздел вверх сабли, отражающие солнечные лучи теплого летнего дня. Шесть сотен «крылатых всадников» на рослых жеребцах приближались к шведско-немецкому строю, поднимая клубы пыли. Из-за пыли уже не было видно задних рядов гусарской конницы.

— Руби! — прокричал Полубинский. Гусары перешли на галоп, воздух наполнился хором громких криков подбадривающих себя всадников. Нарастал бег коней, дрожала земля под копытами сотен конников. Крылья за спинами кирас издавали уже не ритмичный шум, но свистящий гул, слившийся с протяжным криком людей в мистический вой. Михал дал шпоры коню и несся как ветер по полю на железную стену немецких рейтар. Волнение полностью исчезло, появился лишь азарт предстоящего боя.

Т-т-тах! Брандербужцы с колена дали залп из мушкетов, чтобы не мешать второму ряду стрелять стоя. Засвистели злые пули. Вываливались из седел раненые и убитые гусары, падали, спотыкаясь, сраженные кони, всадники летели через их головы. Но пули уже не могли остановить железную лаву. Впереди размахивал саблей Полубинский. Он что-то кричал, но Михал ничего не мог разобрать: в этот миг раздались новые залпы мушкетов. Рядом с Михалом, между ним и Ковалевским, вылетел из седла гусар — пуля попала ему в голову. Загрохотали пушки где-то со шведской стороны. Михал летел вперед, не понимая, в кого же бьют эти орудия. Ж-ж-ж-ж-ж! — артиллерийская граната пролетела прямо над головой. Где-то сзади послышались разрывы. «По нам бьют», — успел подумать Михал. Но ему было уже не до этого. Несвижский князь несся, выставив вперед копье, перекладывая длинную шпагу из-за бедра на правую кисть, чтобы иметь руку свободной для копья. «Руби-и-и!» — взревел могучий хор шестисот голосов.

Гусары с громким боевым кличем обрушились на правый фланг брандербужцев и смяли один за другим первых шесть-семь рядов. Многие гусары из первого ряда при этом сами остались на вражеских копьях пикинеров, но их кони, уже без седоков, мощным тараном прошли вперед. Задние ряды чуть притормозили, чтобы не создать толчею. Началась жестокая рубка. Немцы, среди которых были и жители Инфлян-тов, стали быстро отступать под чудовищным напором сотен железных всадников. Весь фронт шведско-брандербужского войска стал пятиться, обещая вот-вот показать спину.

— Ага! Что я говорил! Полубинский их бьет! Наступают наши! Ничего не вышло у нашего друга Карла! — радостно кричал Ян Казимир, отрывая глаз от подзорной трубы, оборачиваясь к своей хоругви. Он вытащил из ножен саблю, готовясь отдать полякам команду поддержать победный триумф их братьев-литвин.

Ситуация для Карла Густава и Фредерика Вильхельма становилась критической. Кажется, все шло к победе железных литвинских всадников. Правда, численный перевес на этом участке все-таки был за шведской стороной. Но гусары Литвы оборачивали это преимущество в ничто. Шаг за шагом теснили литвины врага. Карл Густав выхватил саблю, сигналами собрал вокруг себя офицеров и громко прокричал:

— Widerstehen![8]- король говорил по-немецки, чтобы понимали и брандербуржцы, и саксонцы, и пруссы, и рижские немцы, и сами шведы. — Wir haben keinen anderen Auswahl! Sterben wit oder kämpfen und siegen![9]

Карл Густав со своими кирасирами пошел навстречу литвинам, сам возглавляя атаку. Сшиблись два закованных в сталь конных ряда. Развернулись и сошлись с гусарами немецкие конные гренадеры, а также драгуны Богуслава Радзивилла. Сам Богуслав старался держаться рядом с королем — Карл Густав отвел ему роль личного охранника. Здесь литвины Полу-бинского уступали числом в три раза.

Вокруг Михала стоял грохот и лязг металла, слышались крики и брань на немецком, русском, шведском, польском, финском, латышском… словно рухнула Вавилонская башня, смешав все народы в одну огромную разноязычную толпу. Раздавались выстрелы седельных пистолетов немецких гренадер, кто-то из гусар вываливался из седла. Вскрики людей, хрип и ржанье коней слились в единый гул жестокого боя. Чуть ли не каждую секунду падал литвинский гусар — враг напирал со всех сторон. Михал тревожно оглядывался, выставив вперед руку с карабелой. Тревожиться было от чего: куда ни кинь взгляд — напирают ряды вражеской конницы. Справа, слева, по центру… Кто-то стукнул Михала по голове палашом, и шлем слетел с Несвижского князя. На пару секунд Михал был оглушен ударом. Копье вывалилось из рук.

Атака тяжелой конницы уперлась в жесткое сопротивление. Теперь вперед продвигаться не было никакой возможности. Гусары сами отбивались от «девятого вала» атаки врага. Вновь захлопали пистолетные выстрелы — на этот раз со стороны шведских кирасир. Под хорунжием Хворостовским вздыбился сраженный пулей конь, рухнул мертвым наземь. Хворостовский и его красно-белая хоругвь с «Погоней» исчезли из поля зрения.

— Глядзі! Наш сябар Карла! — крикнул Ковалевский, указывая пальцем Михалу.