Читать книгу - "Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - Борис Кипнис"

«…майор Михельсон более всех, по его искусству, отряжаем был противу мятежников в поле, и от успехов его получил себе великую славу» ^[214].

Новая тактика через полтора месяца дала желаемые результаты: конфедераты были изнурены нехваткой продовольствия и воды, потерями при ежедневных обстрелах; поляки перессорились с французами, упрекая их в бездействии, те же попрекали конфедератов отсутствием попыток деблокады. Участилась и сдача в плен дезертиров из замка, так что Суворову было хорошо известно, что там происходит. Наконец после победы И. И. Михельсона 10 апреля (старый стиль) при Бяле бригадир де Шуази начал переговоры с русским генералом о капитуляции, 12-го она была подписана, а 15 апреля 1772 г. конфедераты капитулировали и сдали Краковский замок. Эта победа была тем более значима и приятна для Суворова, что его противниками выступали французские офицеры, имевшие за плечами опыт Семилетней войны, а де Шуази и Галиберт, кроме того, были кавалерами военного ордена Св. Людовика малого креста, то есть противниками многоопытными^[215]. Вообще французским офицерам в Польше при встречах с Суворовым, как правило, не везло, ведь еще под Ландскроной были разбиты конфедераты, обученные Дюмурье: очевидно, дело было в невысокой степени обучаемости и дисциплинированности повстанцев.

Собственно, после падения Краковского замка сопротивление в Речи Посполитой пошло на спад, судьба ее теперь определялась не на полях боев, а за столами дипломатических переговоров. Она была предрешена: Пруссия и Австрийская империя, пользуясь затруднениями Екатерины II, вызванными затянувшейся войной с Портой Оттоманской, предлагали ей произвести частичный раздел польского государства, угрожая в противном случае выступить на стороне Турции. К войне с целой коалицией, да еще по всему периметру западной границы, государыня была не готова, да и не стремилась: она дала согласие на такую «ампутацию». Так осуществлялась давняя мечта русской дипломатии приобрести плацдарм на востоке Великого княжества Литовского. Полоцк, Витебск и Могилев в современной Белоруссии должны были отойти России. Религиозное равноправие православных с католиками было провозглашено. Победы Суворова этому всему невольно способствовали.

Возможно, что дальнейшая судьба польского государства и не была ему безразлична, но время не сохранило свидетельств этого, а сейчас, летом 1772 г., рвался он из Польши, где делать больше было нечего. Стремительная и капризная богиня Фортуна давно уже манила его на иные поля сражений, к совсем другим берегам, где уже четыре года гремела медным гласом труба большой войны, смущая ревом сотен орудий дотоле тихие воды Дуная. Туда давно уже улетел он пылким воображением своим, желая сразиться с полчищами османов и стяжать такую славу, которой, конечно же, вечная погоня за конфедератами дать не могла.

Неоднократно пытался он хлопотать о переводе и искал себе ходатаев в Санкт-Петербурге, но тщетно: пребывание его в Речи Посполитой почитали уместным и полезным. Но теперь его наконец-то вызвали в столицу. Однако совсем с другой целью: на шведский престол вступил юный Густав III, опасались возможности войны. Один тот факт, что Суворова направили на угрожаемое направление, говорил о том, что его уже привыкли высоко ставить как боевого генерала и в Военной коллегии, и в Царском Селе. Сам он довольно «темно» отозвался о своей миссии на финской границе: