Читать книгу - "Северный крест - Валерий Поволяев"

— Пхих! — выдохнул Арсюха и взялся за палку, лежавшую рядом, — пора было сыграть в городки: на причале вновь показалась крыса — такая же рыжевато-серая, как и предыдущая, с электрически-светящимися жёлтыми усами. — Новая порода, что ли? — нехорошо удивился Арсюха.

Крыса настороженно глянула на миноноску, заметила человека, сидящего на носу, и опасливо пригнулась. Некоторое время она размышляла: пытаться ли проникнуть на корабль или нет, но тяга к плаваниям, к романтическим историям и приключениям взяла верх, и крыса аккуратно, стараясь, чтобы тяжело провисший причальный конец не уползал из-под лап, двинулась на миноноску.

— Давай, давай! — входя в азарт, подогнал крысу Арсюха. — Сейчас мы устроим маленький салют из ларискиной утробы. Нам будет аплодировать вся набережная.

Крыса на ходу приподняла голову, прислушалась к человеческой речи, не уловила ничего опасного для себя и поползла дальше. Жёлтые усы у неё призывно светились.

— Пхих! Давай, давай, ларисочка! Шевели мослами, скрипи костяшками!

Лариска послушалась Арсюху, зашевелила «мослами» проворнее, заскрипела «костяшками». Арсюха подкинул в руке палку, берясь за неё поудобнее — главное, чтобы палка оставалась в тени борта, не вспугнула крысу. Крыса остановилась перед поваленной фанеркой, понюхала её и, неспешно перешагнув через срез, двинулась дальше.

— Утю-тю-тю! — подогнал её Арсюха хрипловатым голосом, сделал пальцем манящее движение.

Через пол минуты крыса была уже у самого борта. Арсюха проворно взметнул палку — раздался противный мокрый шлепок, крыса взвизгнула и тряпичным мячиком взвилась вверх, задёргала на лету лапками.

Удар был сильным, конец палки разом сделался бруснично-красным, во все стороны брызнула кровь.

— Вижу, дама пролетела, — подал голос с кормы Андрюха.

— Да вот, захотела поиграть со мной в лапту, — пояснил Арсюха степенно, постучал палкой о борт миноноски, стряхивая с неё кровь, — и — проиграла.

— Ясно, где уж ей с её рваными калошами в наш калашный ряд!

Через несколько мгновений сочный шлепок раздался и на корме — Андрюха Котлов также «сыграл в лапту» с крысой. Крыса досталась ему тяжёлая, с раздутыми боками — видимо на сносях, её впору было перетягивать ремнём, чтобы не разлезлась кожа на талии, — в воду лариска шлёпнулась с таким шмяканьем, что около миноноски вновь вздыбилась волна.

— Земеля, сколько ты отправил дамочек в дальнее плавание? — прокричал с кормы Андрюха Котлов.

— Не считал. Штук двенадцать, наверное.

— Я — больше. У меня — двадцать две.

— Дуракам всегда везёт, — недовольно пробормотал себе под нос Арсюха Баринов — не любил, когда его хоть в чём-то кто-либо опережал.

— На месте командира я бы отошёл на ночь метров на пятнадцать от берега и заякорился там. Иначе нас загрызут крысы.

Арсюха промолчал: не его это дело — решать, где ночевать — в море, в Северной Двине либо у какой-нибудь кухарки на берегу.

С кормы снова донёсся сочный влажный шлепок, затем странное жужжание, словно воздух разрезала гигантская пчела, прилетевшая из большого городского парка, и в воду шмякнулось грузное тело.

— Двадцать три, — негромко констатировал Андрюха. — Интересно, Арсюх, а на время обеда нас с тобою сменят или нет?

— Откуда я знаю, — со вздохом, в котором сквозило раздражение, пробормотал Арсюха.

— Плохо будет, если не сменят. Не то кишка кишке уже фигу показывает, требует чего-нибудь на зуб.

— Если крысу завялить на ветерке, она будет съедобна или нет?

— Матросы с голодухи не только крысами лакомятся — едят даже деревянную обшивку палуб, пропитанную солью. Сам видел.

Из досок причала, в сырую широкую щель вновь высунулась крысиная морда с влажным смышлёным взором и знакомыми жёлтыми светящимися усами. На причале продолжал сидеть небольшой печальный кот и поедать глазами плавающую в воде треску.

— Пхих, — привычно фыркнул Арсюха и поманил крысу: — Утю-тю-тю! Топай быстрее сюда! Чем больше мы оприходуем ларисок — тем лучше будем спать ночью.

— Всех ларисок мы не перебьём никогда! — прокричал с кормы Андрюха, последовал смачный шлепок, и в воздух с писком взвилась очередная крыса — их в Архангельске в шестьдесят четыре раза больше, чем людей. Специалисты подсчитали.

Описав в воздухе широкую дугу, лариска спланировала было на набережную, но не дотянула и шлёпнулась в воду.

Стояло жаркое лето тысяча девятьсот двадцатого года.

— Утю-тю-тю, дуй сюда! — пригласил Арсюха очередную крысу на корабль. — Здесь тебя ждёт сладкое угощение. — Он покрепче сжал руками палку. — Слаще не бывает. Гы-гы-гы! — В следующую минуту на его лбу возникли недоумённые морщины. — И кто вам имя такое красивое придумал: лариска? А? Зовут, как расфуфыристых господских кухарок и дворничих.

Словно ободрённая приглашением, крыса вскарабкалась на канат и поползла на миноноску, задумчиво пофыркивающую водоотливкой — трюх-трюх, трюх-трюх...

Через минуту крыса получила сильный удар по жирному телу — Арсюха не рассчитал силу, вложил в удар больше, чем положено, крыса шмякнулась не в воду, а на набережную, перемахнув через весь причал, приземлилась на камни, обрызгала их кровью.

— Ты чего! — предостерегающе закричал Андрюха. — За это нам старшой может в одно место фитиль вставить и запалить его. Рванёт так, что мужское достоинство превратится в обычную яичницу.

— Собаки подберут, — лениво отозвался Арсюха, — через двадцать минут набережная будет чиста, как стол в кубрике после обеда.

— Держи карман шире. Собаки ныне даже английскими консервами стали брезговать, не то что сомнительной свежениной. Собака крысу есть не станет.

Печальный кот проводил взглядом крысу, совершавшую последний полёт, и вновь перевёл взор на треску, плавающую в воде.

Жарко было в Архангельске. Так жарко, что днём на камнях можно было печь картошку.

* * *

В доме Миллера звучала музыка — Наталья Николаевна сидела за роялем. Евгений Карлович, светлоглазый, с хорошей выправкой и поджарой фигурой, с тщательно остриженными усами, благоухающий лондонским парфюмом, приехал домой на обед.

Щёлкнув кнопками белых парадных перчаток, положил их на столик в прихожей, глянул на себя в зеркало. Остался доволен — не стыдно показываться Тате. Можно было, конечно, пообедать и в штабе, в гостевом зале, куда генерал-губернатор Северной области иногда наведывался с гостями — в основном иностранными, но хотя бы немного времени Евгению Карловичу хотелось провести с женой.

Уже двадцать три года они вместе, у них уже подросли дети, сын стал ростом выше отца, большая часть жизни осталась позади, а Евгений Карлович до сих пор при виде жены ощущает молодое воодушевление и иногда, обронив неловкое слово, краснеет перед ней, как мальчишка. Он прислушался, стараясь угадать, что же играет Наталья Николаевна. Нет, не угадал... Да и играла жена на этот раз не по памяти, а по нотам, скованно. Когда она играет по памяти, звук у рояля бывает совсем другой — какой-то игривый, убыстрённый, усиленный, что ли.