Читать книгу - "Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры - Олег Хлевнюк"

Помимо проблемы «фракций» историков все больше интересовал феномен ведомственности в сталинской политической системе. Наиболее интересные материалы для его изучения давала деятельность советских хозяйственных наркоматов, а также процедура составления и согласования производственных и инвестиционных планов^[11]. Персонально в центре внимания таких исследований оказался руководитель тяжелой промышленности и один из влиятельных членов Политбюро Г. К. Орджоникидзе, демонстрировавший прямо противоположные модели поведения в зависимости от занимаемых постов — в конце 1920-х годов в качестве председателя Центральной контрольной комиссии партии, а начиная с 1931 г. в качестве председателя ВСНХ, затем наркома тяжелой промышленности СССР. Определяющее значение имел также и тот факт, что столкновения между Сталиным и Орджоникидзе, закончившиеся смертью последнего, оказались единственным серьезным конфликтом между Сталиным и его соратниками, существование которого подтвердилось многочисленными архивными документами^[12]. Еще одним активным участником межведомственных конфликтов был В. М. Молотов. Занимая пост председателя правительства, он отстаивал в таких конфликтах «общегосударственные интересы». Позиции Молотова и роль правительственных структур существенно прояснились благодаря исследованиям, предпринятым в последние годы^[13].

Одной из целей, которая ставилась при подготовке этой книги, было выявление в архивах максимально возможного количества документальных свидетельств о столкновениях и разногласиях в Политбюро и изучение на этой основе механизмов принятия политических решений в первой половине 1930-х годов. Пока, несмотря на наличие многочисленных фактов о разногласиях в Политбюро, документы не подтверждают версию о существовании и противоборстве «умеренных» и «радикалов». С одной стороны, практически все столкновения в Политбюро носили ярко выраженный ведомственный характер. В результате одни и те же члены Политбюро в разных ситуациях занимали то «умеренные», то «радикальные» позиции. С другой стороны, все важнейшие политические решения, которые ранее было принято относить на счет одной из «фракций», при детальном изучении оказались инициативами Сталина. Несмотря на относительную самостоятельность членов Политбюро в решении многих, прежде всего оперативных вопросов, за Сталиным, судя по документам, оставалось решающее слово. Причем, тенденция эта усиливалась.

Несмотря на то, что такие выводы могут показаться банальными и скучными, факты заставляют пока придерживаться именно их. Возможно, когда-нибудь более удачливые историки найдут реальные документальные основания для более захватывающих версий. Столь же скучными и старомодными кому-то, несомненно, покажутся и те главы книги, в которых анализируются причины и механизмы кампании окончательного уничтожения бывших оппозиционеров, массовых кадровых чисток и репрессивных акций 1935–1938 гг. Огромное количество документов, открывшихся за последние десять лет, существенно продвинули изучение этих чрезвычайно важных событий и позволяют реконструировать их буквально в деталях. Важнейшие работы сотрудников общества «Мемориал» А. Б. Рогинского, Н. Г. Охотина, Н. В. Петрова и др.^[14] дали толчок многочисленным исследованиям большого интернационального коллектива историков^[15]. История сталинского террора является наиболее динамичным и успешным направлением историографии советского периода. Однако, что касается проблемы инициирования чисток и «большого террора», мы и теперь, опираясь на архивы, в целом можем подтвердить то положение, которое многие наблюдатели и историки выдвигали и до открытия архивов: «Суть всей чистки зависела в конечном счете от личного и политического воздействия Сталина»^[16].

Многочисленные документы полностью опровергают различные предположения о стихийности террора, об утрате центром контроля над ходом массовых репрессий, об особой роли региональных руководителей и каких-то мифических групп бюрократии в инициировании террора и т. п. Начало этим теориям было положено так называемыми «ревизионистами» на Западе еще в 1980-е годы^[17], когда советские архивы были абсолютно закрыты, а сильно идеологизированные постулаты «официальной» западной историографии вызывали отторжение у молодых, склонных к эпатажу «бунтарей» из университетской среды. Под влиянием вновь открывшихся фактов эти западные историки в некоторой мере скорректировали свои позиции^[18]. Однако старые заблуждения и выдумки в карикатурнопреувеличенном виде воспроизводятся и в современной России, правда, без упоминания своих предшественников — «ревизионистов»^[19]. Фантастические картины террора как результата противостояния Сталина-реформатора, стремившегося дать стране демократию, и своекорыстных партийных бюрократов-ортодоксов, всячески притеснявших вождя, основаны на многочисленных ошибках, сверхволь-ном обращении с источниками, а также игнорировании реальных фактов, не вписывающихся в придуманную схему.