Читать книгу - "Диккенс - Максим Чертанов"

Правил Англией в годы, когда родители Диккенса были молоды, король Георг IV (регент при невменяемом отце). Большая была страна, все время где-то далеко от дома «ограниченным контингентом» воевала, присоединяла новые земли, всем это нравилось. Победила вместе с другими зарвавшуюся страну-соседку; с большим трудом пережила свободу, обретенную страной-сестрой, и до сих пор на нее сердилась. Взятки брали все сверху донизу. Люди, думавшие, что все их беды от фабрик, разрушали станки. Друг другу противостояли тори, предшественники консерваторов, и виги — будущие либералы и лейбористы. Выборы в парламент происходили занятно: право голоса имело только земельное дворянство, а участки были нарезаны так, что «гнилые местечки» с двумя десятками избирателей посылали двух членов в палату общин, а, к примеру, в местечке Олд-Сэрум жили два избирателя и избирали они тоже двоих (то есть себя); полумиллионный же Лондон посылал всего четырех человек, а промышленные Манчестер, Бирмингем, Лидс — ни одного. В итоге никакого «среднего класса», не говоря уже о рабочих, не только в парламент не попадало — они даже голосовать не могли.

В этой стране, которую так любят называть «доброй старой», родился человек со странной фамилией — иногда пишут, что Диккенс буквально значит «черт», на самом деле это часть эвфемизма like the dickens, заменяющего like the devil (чертовски). Фамилию эту носил человек, о котором почти ничего не известно — Уильям Диккенс (1720–1785), дворецкий в семье чеширского землевладельца Джона Крю, пэра Англии, вига по убеждениям, светского образованного человека, дружившего с художниками и писателями. В 1781 году дворецкий женился на 36-летней (1745–1824) Элизабет Болл, горничной леди Бледфорд в Лондоне, и она перешла работать к Крю. Их сын Уильям (1782–1825) содержал кафе и был бездетен. Второй сын, Джон (1785–1851), родился, когда Уильям уже умер, и, возможно, его отцом на самом деле был Джон Крю или кто-то из гостей, например, по предположению некоторых исследователей, великий драматург Ричард Шеридан. Вдовая Элизабет стала домоправительницей и пережила мужа на 39 лет; члены семьи Крю вспоминали ее как умницу, хотя и неграмотную, умелую рассказчицу с живым воображением. Если Чарлз Диккенс был внуком этой женщины и Шеридана или даже Джона Крю, происхождение его литературного дара не удивительно; но даже если он был внуком дворецкого, бабушкиных генов вполне могло хватить…

Ничего не известно об образовании Джона Диккенса и первых двадцати годах его жизни. Но на мысль о том, что он был сыном джентльмена, наводит тот факт, что его в отличие от брата Крю постоянно опекали, а в апреле 1805 года то ли они, то ли Шеридан (тогда — главный казначей флота) устроили в финансовое управление Морского управления; Джон получал 110 фунтов в год (это почти 10 тысяч по нынешним временам, хотя так прямо сравнивать нельзя: структура расходов очень разная, слуги стоили дешевле, чем ботинки или уголь), в его доме была отличная библиотека, он считал себя джентльменом и проявлял способности журналиста, хотя и незначительные. В 1809 году он женился на дочери главного кассира управления Чарлза Барроу (1759–1826) — Элизабет (1789–1863); семья была «благородная», братья Элизабет получили прекрасное образование, один стал писателем, другой журналистом, сама она ценила музыку и книги и, по словам сына, «обладала необыкновенным чувством смешного, а ее дар подражания являл собой нечто удивительное» — так что и с этой стороны все вело Чарлза к литературе.

Молодые поселились в Портсмуте, где тогда служил Джон; за год его оклад вырос до 200 фунтов, к ноябрю 1809 года жена была беременна, семья более чем пристойная, вот только в январе 1810-го вскрылось, что почтенный тесть Джона обворовывает управление уже много лет; он бежал на остров Мэн, где был недосягаем для британских законов. В атмосфере скандала родилась дочь Фрэнсис (Фанни), а 7 февраля 1812 года, когда все несколько утихло, — сын Чарлз, ничем не примечательный ребенок, только очень хорошенький.

Летом Джона перевели служить в Лондон, потом в Саутси, где родился сын Альфред и умер в полгода; отец семейства уже начинал проявлять склонность жить широко и занимать деньги у встречных и поперечных… Зимой 1814 года его вновь перевели в Лондон, семья поселилась на Норфолк-стрит, 10, там же жила Фанни, вдовая сестра Элизабет. В 1816-м у Диккенсов родилась еще дочь, Летиция, а семья вновь переехала (Джон получил назначение на верфь в устье реки Медуэй в Кенте) — в городок Чатем, соединенный с другим городком — Рочестером. Получал Джон уже 350 фунтов, но и их ему не хватало.

Жили они на Орднанс-террас, 2, — район полудеревенский, довольно престижный, соседи милые, все идиллично (хотя потом Диккенс назовет Чатем «Скукотауном»); там Чарлз впервые полюбил девочку, Люси Строухилл (сестру приятеля), и под руководством матери стал читать. Из речи в пенсионном обществе печатников 6 апреля 1864 года: «С первых моих школьных дней (когда я находился под властью некоей старой леди, которая, как мне представлялось, правила миром с помощью розги) я от души ненавидел печатников и печатное слово. Мне казалось, что буквы печатают и присылают в школу нарочно для того, чтобы мучить меня… Однако со временем, когда меня увлек „Джек — Победитель великанов“ и другие сказочные герои, ненависть моя пошла на убыль; еще больше она ослабела, когда я дорос до „Сказок 1001 ночи“ и до Робинзона Крузо с его Пятницей». Приврал для красоты: в других источниках он упоминал, что не учительница, а именно мать учила его читать и все давалось легко. Как-то, гуляя с отцом, он увидел красивый дом — поместье Гэдсхилл и возмечтал там жить. Запомним это.

У него была нянька Мерси, которая его безумно стращала; возможно, она — крестная мать бесчисленных диккенсовских чудищ, уродов и злодеев. Из книги «Путешественник не по торговым делам»: «Делом капитана Душегуба было все время жениться и удовлетворять каннибальский аппетит нежным мясом невест. В утро свадьбы он всякий раз велел сажать по обе стороны дороги в церковь какие-то странные цветы, и когда невеста спрашивала его: „Дорогой капитан Душегуб, как называются эти цветы? Я никогда прежде таких не видела“, он свирепо шутил: „Они называются гарниром“. Тогда прелестная молодая жена спрашивала его: „Дорогой капитан Душегуб, какой мне сделать пирог?“ — и он отвечал: „Мясной“. Тогда прелестная молодая жена говорила ему: „Дорогой капитан Душегуб, я не вижу здесь мяса“, и он шутливо отвечал: „А ты погляди-ка в зеркало“. Молодая женщина, познакомившая меня с капитаном Душегубом, злорадно наслаждалась моими страхами и, помнится, обычно начинала рассказ с того, что принималась царапать руками воздух и протяжно, глухо стонать — это было своего рода музыкальным вступлением…»

«Та же женщина-бард… прибегала все время к одной уловке, которая сыграла немалую роль в моем постоянном стремлении возвращаться в разные жуткие места, которых я, будь на то моя воля, всячески старался бы избегать. Она утверждала, будто все эти страшные истории случались с ее родней. Мое уважение к этому достойному семейству не позволяло мне усомниться в истинности этих историй, и они сделались для меня настолько правдоподобными, что навсегда испортили мне пищеварение. Она, например, рассказывала о некоем сверхъестественном звере, предвещавшем смерть, который явился как-то раз среди улицы горничной, когда она шла за пивом на ужин, и предстал ей сперва (насколько я помню) в виде черной собаки, а потом мало-помалу начал подниматься на задние лапы и раздуваться, пока не превратился в четвероногое во много раз больше гиппопотама».