Читать книгу - "Оборона Опочки 1517 г. «Бесова деревня» против армии Константина Острожского - Алексей Лобин"

^{Битва с татарами в 1517 г. Миниатюра Лицевого свода 2-й пол. XVI в.}

Тем не менее, после смерти Менгли-Гирея нового хана Мухаммед-Гирея стали больше беспокоить астраханские и ногайские дела. По словам историка И. Зайцева, «Москва продолжала хитроумно избегать заключения союза против Астрахани и старалась связать астраханские интересы Крыма с собственными — литовскими. Главной задачей было ни в коем случае не обременять себя обязательствами воевать с Астраханью и пытаться сначала нацелить Крым на Литву»^[19]. Послу Ивану Мамонову, находившемуся в Крыму с конца 1515 г., предписывалось в присутствии «Адрахмана» (Абд ар-Рахмана) «о астраханском деле и о городе и тайных речей Ивану никак неговорити, а отговариваться ему о том накрепко, по великого князя наказу»^[20].

Во время обсуждения совместного с крымским ханом похода на Астрахань посол должен был заявить примерно следующее: «…нам ныне на сей весне с тобою того твоего и своего дела с Астраханью делати не успети, а ныне бы еси на нашего недруга на литовского был с нами заодин»^[21]. Таким образом, посол должен был сделать попытку переориентировать направление крымской политики на «литовские дела».

Крымские мурзы Андышка и Айга, покочевав со своими отрядами у Азова, зимой 1515–1516 гг. вновь вторглись «под Мордву, под те же места, что имали летом»^[22], не встретив серьезного сопротивления.

Практически до конца весны от Прибалтики до Крыма вспыхивали очаги моровых эпидемий, которые значительно повлияли на снижение активности боевых действий на российских, литовских и крымских рубежах. Весной 1516 г. Мухаммед-Гирей вновь стал настаивать на участии России в «антиногайской» коалиции. Крымский хан выражал согласие не вступать в союз с королем Сигизмундом, если будет освобожден казанский хан Абдул-Латиф, содержавшийся под стражей^[23]. Но Мухаммед Гирей, как всегда, пытался вести двойную игру — уже 14 марта был подписан крымско-литовский договор, в котором был пункт возвращения потерянных Литвой территорий с помощью татар («и которые городы и волости, земли и воды неприятел наш московский через свою присягу и докончанъе здрадне… забрал и посел, тые городы и волости, земли и воды, брат наш Магмет-Кгиреи, царь, помочю своею вынемши с рук того неприятеля нашого московского, мает зася нам в нашу мощь подати»), Хан обещал отправлять на Русь войска, а взамен Сигизмунд обещал «в каждый год впоминки слати с тых обеюх наших панств, с Короны Полское и Великого князьства Литовского, пятнадцать тисяч золотых… половицу пенезми, а половицу товаром»^[24].

^{Битва поляков с татарами. Гравюра XVI в.}

Но ратификация договора никак не могла уберечь польские и литовские земли от вторжений татарских мурз и царевичей, которые делали набеги якобы по собственному почину. Историку С. М. Соловьеву принадлежат слова, весьма точно характеризующие политику Крыма в это время: «…крымским татарам выгоднее было брать подарки с обоих государств, Московского и Литовского, обещать свою помощь тому, кто больше даст, обещать, а на самом деле, взяв деньги с обоих, опустошать владения обоих, пользуясь их взаимною враждою. С этих пор сношения обоих государств, и Московского и Литовского, с крымцами принимают характер задаривания разбойников, которые не сдерживаются никаким договором, никакими клятвами»^[25].

Впрочем, двойную игру вела и Россия. Главных задач в «восточном вопросе» было несколько:

1) попытаться направить Крым в антилитовское русло;

2) свести к минимуму действия татар на южных рубежах;

3) проводить свою политику в отношении Казани;

4) поддерживать контакты с Астраханью и ногаями в качестве «противовесов» политики Крыма.

На случай неожиданного вторжения крымчаков русским правительством было принято решение на реке Вошане у Тулы развернуть пятиполковую рать боярина кн. В. С. Одоевского, а у Одоева, Белева и Можайска — вспомогательные отряды. Как позже оказалось, не напрасно.

В июне 1516 г. «Багатырь пришел на великого князя украйну на резанскую и на мещерскую, да, быв на украйне, пошел прочь»^[26]. Глубокого вторжения у ханского сына не получилось — татарские «загоны» прошли по касательной, разорив встретившиеся на пути населенные пункты. Очевидно, информация о выдвижении порубежной русской рати заставила царевича отступить. Крымский хан, как всегда, в таких случаях начал заверять государя Василия, что царевич действовал по собственному почину. И чтобы сгладить это недоразумение, Махмет-Гирей «посылал есми короля воевали сына своего Алпа и иных царевичей, а с ними шестьдесят тысяч людей, и они короля гораздо воевали…»^[27]. Перед нами яркий образец крымского коварства, двойной игры: хан уверял короля Сигизмунда, что Алп-Арслан ходил в Литву без ведома «царя перекопского»^[28]. «Да нынеча мне пришла весть из Литвы… — писал далее Махмет-Гирей Василию III, — пошол был король проливу великого князя к Смоленску, да почаял мою рать, и он воротился…». Относительно срыва якобы готовившегося похода на Смоленск вероятно хан преувеличил — у нас нет никаких свидетельств того, что литовцами готовилась в 1516 г. операция по возвращению города.